ЛЕКЦИЯ СЕДЬМАЯ Законы развития нервной системы
Lecture Seven: The Laws of Develeopment of the Nervous System
7-1] Сегодня мы должны рассмотреть развитие нервной системы, мозга как один из важнейших
моментов развития ребенка.
Today we must consider the development of the nervous system, the brain, as one of the most important
moments of child development.
7-2] Принято говорить, что существуют три основных закона развития нервной системы и ее
функций. Мы начнем с изложения этих трех основных законов развития нервной системы и ее
функций и затем попытаемся сделать, как всегда, некоторые общие выводы в отношении развития
мозга, в отношении связи развития мозга и психологического развития и в отношении вообще
физического развития ребенка в целом.
It is customary to say that there are three basic laws of development of the nervous system and its
functions. We will begin with an exposition of these three basic laws of development of the nervous
system and its functions and then attempt to draw, as usual, some general conclusions in relation to the
development of the brain, in relation to linking the development of the brain with psychological
develpoment and in relation to the overall physical development of the child as a whole.
7-3] Первый закон развития нервной системы заключается в том, что в ходе детского развития
наблюдается такое явление, которое получило название перехода функций вверх. Это значит,
что те функции, которые в начальных стадиях развития выполняются низшими центрами,
низшими отделами мозга, в ходе развития начинают выполняться более высокими
центрами. Этот закон перехода функций вверх наблюдается как при филогенезе, наиболее ясно,
так и при онтогенезе мозга. Если мы возьмем, скажем, филогенетическое развитие мозга, вы
знаете, что мозг, особенно у позвоночных, шел в своем развитии, главным образом, путем
образования новых этажей, новых надстроек. Но, как выражается Эдингер, один из лучших
знатоков филогенетического развития мозга, подкладка, основа всех элементарных низших
функций является более или менее общей у всех позвоночных животных.
The first law of the development of the nervous system consists of this: in the course of child
development we observe a phenomenon which has been called the transition of functions upwards. This
means that functions which in the beginning stages of development are performed by lower
centres, the lower regions of the brain, shall begin to be performed by higher centres. This law of
the transition of functions upwards exists in phylogenesis, and, most clearly, in the ontogenesis of the
brain. If we take, let us say, the phylogenetic development of the brain, you know that the brain,
particularly in vertebrates, steps through its development mainly by the path of forming new floors, new
additions. But, as Edinger, one of the foremost experts on the phylogenetic
development of the brain puts it, the basis of all the elementary lower
functions is more or less general in all vertebrate animals.
Ludwig Edinger (1855-1918) was a German physician and neurologist.
Being poor himself, he was an early advocate of universal education. Also
because he was poor, he had a hard time financing his research, but he
eventually succeeded in setting up the neurology department at the
University of Frankfurt with his wife’s money. As Vygotsky says, he
performed many observations on children born without any cerebrum, who
generally lived for a short time after birth.
*Edinger’s daughter, Tilly, was the founder of paleoneurology—the study of
dinosaur brains! She did much of her research while hiding from the Nazis
in the Senckenberg Museum of Natural History in Frankfurt (the Edingers
were Jews).
7-4] И вот мы видим, что если возьмем нижестоящих животных, не обладающих высшими
образованиями, возникающими у высших животных и у человека в частности, то те самые
функции, которые у человека выполняются с помощью высших центров, например коры головного
мозга, выполняются у низших животных с помощью низших центров. Таким образом, скажем,
функция передвижения, локомоция (передвижение в пространстве), ходьба, которая выполняется
у низших позвоночных с помощью низших мозговых центров, у более высоко стоящих животных
выполняется с помощью высших центров.
And so we see that if we take the lower animals, who have do not possess the higher formations, those
which emerge in higher animals and in man in particular, the same functions which in man are performed
with the aid of higher centres, for example, the cerebral cortext of the brain, are performed in lower
animals wiht the aid of lower cetnres. In this way, let us say, the function of movement, of locomotion
(movement through space), displacement is performed in lower vertegrates using the lower brain centres,
but in higher standing animals it is carried out with the aid of higher centres.
7-5] Так как предметом нашего рассмотрения является не филогения, а онтогения, то позвольте
остановиться на иллюстрации этого закона в развитии ребенка. Если вы возьмете, скажем,
моторику новорожденного и даже младенца, особенно в первой стадии этого возраста, то вы,
вероятно, знаете, что мы наблюдаем в это время такие движения, которые являлись долгое время
неразгаданными и непонятными и которые имеют свою аналогию только в двух областях: вопервых, на разных стадиях филогенеза, т.е. напоминают какие-то архаические, древние функции,
которые мы наблюдаем не у человека, а у близко стоящих к человеку животных, в частности у
обезьян, с другой стороны, мы наблюдаем у новорожденного такие явления, которые находят свою
аналогию в области патологии. Объяснение этому мы найдем дальше. Например, целый ряд
движений, очень типичных для моторики новорожденного, состоит в так называемых
червеобразных - атетозоподобных - движениях, которые наблюдаются и при заболевании нервной
системы как результат уже болезненно измененной функции. Вы знаете, вероятно, и то, что мы у
новорожденного, у младенца, иногда и позже наблюдаем целый ряд таких рефлексов, которые у
взрослых являются симптомом органического заболевания центральной нервной системы.
Например, рефлекс Бабинского. Если у взрослого больного констатируете наличие рефлекса
Бабинского, то вы принимаете это за симптом органического поражения нервной системы. А у
всякого новорожденного, младенца этот рефлекс вызывается как норма, и отсутствие этого
рефлекса является признаком некоторой аномалии. Еще целый ряд рефлексов, которые позже
возникают не иначе, как в результате болезни, наблюдаются у новорожденного, у младенца, часто
и позже, как нормальное, естественное его состояние.
Since the object (предмет) of our consideration is not phylogeny but ontogeny, allow me to dwell on the
illustrations of this law in child development. If you take, let us say, the motility even of a newborn baby,
particularly the first stage of this age, then you probably know that we see for the the first time
movements which have been, for a long time, mysterious and inexplicable and who have their analogy in
only two areas: firstly, in the different stages of phylogenesis, i.e. they resemble some archaic, ancient
functions which we do not observe in man but which stand closer to humanoid animals such as apes, and
on the ther hand the phenomena which we do observe in neonates their analogues to themselves in the
field of pathology. The explanation for this we shall discover later. For example, a series of movements,
very typical of the motility of the neonate, is the so-called athetoid worm-like movements that are
observed in diseases of the nervous system as the result of disease impaired functions. You know,
perhaps that we in the neonate, in the infant, sometimes observe a number of reflexes which in an adult
constitute symptoms of organic illnesses of the central nervous system. For example, Babinsky’s reflex. If
an adult patient shows the the presence of the Babinsky reflex, we may take it as a symptom of an
organic lesion of the nervous system. Yet in every neonate and infnat this reflex is the norm and the
absence of the reflex constitutes a sign of some anomaly. Still more reflexes that arise only later as the
result of illness are observed in the neonate and the infant and sometimes later as his normal, natural
state.
Babinsky’s reflex occurs in babies and children up to two years old. You stroke the bottom of the foot and
the big toe moves upward and the other toes fan out. If this reflex occurs in older children or in adults, it
can be a symptom of nervous discorders such as multiple sclerosis, meningitis, brain tumors, strokes or
spinal cord injuries of various types.
7-6] Таким образом, мы видим в моторике, скажем, новорожденного, в его моторных функциях, в
его движениях целый ряд форм, которые, повторяю, имеют свою аналогию или в ранних стадиях
филогенеза или при поражении центральной нервной системы.
In this way we can see in motility, let us say, in the motor functions of the neonate, a whole series of
forms which, I repeat, have their analogy in the earlier stages of phylogenesis or in lesions of the central
nervous system.
7-7] Какой вывод мы можем сделать отсюда? Я думаю, вы согласитесь, если я скажу, что можно
сделать вывод: почему на ранних стадиях филогенеза существуют такие движения? Потому что
эта функция выполняется более низшими нет рами. При патологии они [проявляются] потому, что
имеем нарушение высших центров или связи между высшими и низшими центрами. Значит,
наличие этих движений у младенца указывает на что? На то, что у младенца эти моторные
функции выполняются еще низшими центрами. А по мере развития ребенка эти самые функции
переходят вверх, т.е. начинают выполняться высшими центрами. Например, у человека при
корковом поражении, при заболевании коры головного мозга, мы получаем, скажем, ряд
параличей, ряддвигательных расстройств, выпадение двигательных функций и расстройство
походки. А животные, которые вообще не имеют коры головного мозга, ходят очень хорошо.
Очевидно, эта же функция локомоции, передвижения в пространстве, выполняется на ранней
стадии филогенеза низшими центрами, а в ходе филогении и онтогении эти функции переходят
вверх.
What conclusion may we draw from this? I think you will agree when I say that we can conclude that (the
reason—DK) why in the early stages of phylogenesis there are such movements (is—DK) because this
function is performed by a lower centre. In pathology they act because we have an impairment of the
higher centres or of the relationship between the higher centres and the lower onces. Hence, the
presence of these movments in the infant indicates what? The fact that in a baby these motor functions
are perforemd even by lower centres. And as he child develops, these very functions are moved upwards,
i.e. they begin to be performed by the higher centers. For example, in humans with cortical lesions,
diseases of the cerebral cortex of the brain, we obtain, let us say, a series of paralytic, a series of motion
disorders, a loss of motor function and a disorder in walking. And for animals which do not have the
cerebral cortex of the brain, they can go very well. Obviously, the same function of locomotion, of
movement through space, is carried out in early stages of phylogenesis in lower centers and in the course
of phylogenesis and ontogenesis, these functions are moved upwards.
Korotaeva replaces the word “act” with the word “appear”
В стенограмме "выступают". “act”
7-8] Но. конечно, здесь остается очень много непонятного: во-первых, как совершается этот
переход, и, во-вторых, почему же ранние ступени онтогенеза в моторике напоминают нам такие
формы, которые мы наблюдаем только при патологических изменениях мозговых функций.
But of course there is still a good deal not known. First of all, how this transition takes place, and
secondly, why do the early stages of motility in ontogenesis remind us of these forms which we observe
only in pathological changes in brain functioning.
7- 9] Но прежде чем объяснить это, - а объяснение заключается в следующем, втором законе, - я
хотел проиллюстрировать тот же самый принцип на сенсорных функциях, на функциях зрения.
Сенсорные функции у младенца также напоминают только или то, с чем мы встречаемся на
ранних стадиях филогении, или с чем мы встречаемся при заболевании.Например, младенец
видит, но он не различает предметов, у него предметы еще не приобрели какого-то постоянства,
константности. Он не воспринимает неподвижных предметов. По-видимому, есть все основания
полагать, что младенец, новорожденный во всяком случае, все воспринимает как движущееся,
потому что при движении его собственной головы или глаза изображение на сетчатке смещается и
возникает иллюзия, как у нас в вагоне поезда, когда нам кажется, что все движется, а мы
неподвижны, т.е. при собственном движении головы или глаза младенец воспринимает
неподвижные предметы как движущиеся. Если у взрослого человека вы найдете такое состояние,
когда он теряет константность восприятия, когда предметы начинают казаться движущимися при
собственном его движении, это всегда будет симптомом какого-то органического поражения
центральной нервной системы.
But before explaining this—and the explanation consists in the following second law—I should like to
illustrate the same principle with the sensory functions, with the function of vision. Sensory functions in
the infant also remind us of the early either of something we meet in the early stages of phylogenesis or
of something we meet in illnesses. For example, the infant sees, but he does not differentiate between
objects; objects have not yet acuqired a certain consistency or constancy. He does not perceive
stationary objects. Apparently, there is every reason to believe that the infant, or the newborn baby in this
case, perceives everything as in motion because while moving his own head the images on the retina of
the eye are shifting and there is an illusion, as we have in a train when we think that everything is moving
and we are stationary, i.e. with the motion of his or her own head or eyes, the inant perceives fixed
objects as moving. If an adult is in such a state where things appear as if they are moving by themselves,
it will always be a symptom of some organic lesion of the central nervous system.
7-10] Значит, и в моторике, и в сенсорных функциях, как мы видим, одинаково: у младенца и
сенсорные, и моторные функции выполняются еще с помощью низших центров и поэтому носят
характер, аналогичный ранней стадии филогении, когда высших центров вообще не существует,
или аналогичные симптомы наступают при патологическом изменении мозговых функций, при
поражении этих высших центров или связи их с низшими. Итак, мы можем, формулируя первый
закон, еще раз сказать, что в ходе развития одной из основных закономерностей является
переход функций вверх. Это значит, что в начальных стадиях развития определенные
мозговые функции выполняются с помощью низших центров, но в ходе развития те же
функции передаются высшим центрам. Это первое.
This means that motor and in sensory functions, as we’ve seen, are the same: the infant in both sensory
and motor functions performs them with the help of the lower centres and for this reason they are of a
character analogous to early stages of phylogenesis, when higher centres do not exist or analogous to
symptoms occurring in pathological changes in brain function, with the failure of higher centres or of the
connection with the lower ones. In this way we may, in formulating the first law, say once more that during
the course of development one of the basic laws is the transition of functions upwards. This means that in
the beginning stages of development certain brain functions are carried out with the aid of the lower
centres but in the course of development these functions are passed on to higher centres. This is the first.
7-11] Теперь второй закон нам объясняет, как происходит тот переход, что за ним скрывается в
развитии. Второй закон заключается в том, что при переходе функций вверх низшие центры,
которые раньше выполняли эту функцию, не расстаются окончательно с этой функцией, но они
сохраняются, входя как подчиненная инстанция в деятельность высших центров. Раньше какаянибудь функция, скажем сенсорная функция у младенца, выполнялась с помощью низших
мозговых центров. В ходе развития, как мы говорили, происходит передача этой функции вверх,
т.е. сенсорная функция начинает выполняться уже высшими центрами. Спрашивается, что тогда
становится с низшими центрами, просто ли они сыграли свою роль и инволюционируют, отмирают,
как это имеет место иногда в истории развития, например в истории развития эндокринной
системы? Нет. Так никогда не происходит в центральной нервной системе. Низшие центры,
которые выполняли, скажем, сенсорную или моторную функцию на начальной стадии развития,
при переходе функции вверх не отмирают, но теряют свою самостоятельность. Раньше они
целиком выполняли эту функцию, а сейчас они вошли в состав какого-то целого, стали частью его,
образовали подчиненную инстанцию по отношению к этим высшим центрам, т.е. высшие центры
не просто заменили низшие, а высшие центры стали выполнять ту же самую функцию через
низшие центры, высшие центры стали регулировать, направлять, обогащать эту работу. Я дальше
скажу, каким путем, каким образом они стали над низшими, но все же они действу/от через
низшие. Таким образом, низшие центры, определяющие протекание какой-либо функции на
ранней стадии развития, при переходе функции вверх, повторяю, не теряют своего отношения к
этой функции, но только теряют свою самостоятельность, становятся подчиненной инстанцией по
отношению к высшим центрам, но они сохраняются, они представляют собой исполнительный
механизм, конечную часть того сложного механизма, который начинает уже управляться из
высших центров. Это сохранение деятельности низших центров в составе высших при переходе
функции вверх и составляет второй закон развития центральной нервной системы.
Now the second law explains to us how the transition takes place, what stands behind it in development.
The second law consists in this: that in the course of passing up a function, the lower centre which
used to perform this function does not entirely give up the function, but persists by entering as a
subordinated instance in the activity of the higher centres. Previously some function, let us say the
sensory function in the infant, was carried out with the aid of the lower brain centres. In the course of
development, as we have said, there is a transfer of this function upwards, i.e. the sensory function
already begins to be performed by higher centres. The question arises, what becomes of the lower
centres—have they played out their role and do they then involute, die off, as is the case sometimes in
the history of development, for example in the history of the endocrine system? No. Such a thing never
occurs with the central nervous system. The lower centres that performed, let us say, the sensory or
motor function in the early stages of development do not die in transfering their functions upwards, but
they lose their independence. They used to perform the whole function entirely, but now they have
joined some kind of whole, have become part of it, and form a subordinate instance in relation to these
higher functions, i.e. the higher centres do not simply replace the lower centres but begin to carry out the
same function through the lower centres, awith the higher centres regulating, guiding, and enriching this
work. Later on, I will tell you by what path, in what way they have come to stand over the lower but still act
upon the lower. In this way, the lower centres determinie the course of a function at some early stage of
development and when the fucntion is transferred upwards, I repeat, they do not lose their relationship to
this function but only lose their independence and become a subordinate instance in relation to the higher
centres, yet they persist, they represent the activating mechansim, the end part of a complex mechansim
which is already beginning to be controlled from the higher centres. This preservation of the actvitiy of the
lower centres as part of the upward transition of functions is the second law of development of the central
nervous system.
7-12] Я думаю, вам понятно, что при таком положении вещей низшие центры изменяют свою
функцию при переходе функции вверх. Раз они теряют свою самостоятельность, раз они уже не
выполняют функцию целиком, то, мне кажется, для вас должно быть совершенно ясно, что то, как
они функционировали, их деятельность становится уже иной, потому что раньше это была
деятельность самостоятельная, а теперь эта деятельность является частью какого-то
иерархического целого, это только подчиненная исполнительная инстанция. Поэтому переход
функции вверх всегда связан с изменением деятельности низших центров, которые из
самостоятельных становятся подчиненными инстанциями.
I think that you understand that in this situation the lower centres change their funjctions during the
transfer of functions upwards. Once they lose their independence, once they no longer perform the
function of the whole, it seems to me, that for you it must be completely clear that the way in which they
function, their activity becomes other (different—DK), because in the past their activity was independent
but now this activity constitutes part of some hierarchical whole; it is only a subordinated instance.
Therefore the transition of functions upwards is always linked to changes in the activity of the lower
centres, which were independent and are now subordinated instances.
7-13] Но переход функций вверх связан не только с изменением деятельности низших центров,
но и с изменением самой этой функции. Я раньше для упрощения дела изобразил вопрос
несколько неправильно. Я сказал так, что, например, локомоция, передвижение в пространстве,
выполняется у низших животных низшими центрами. А у человека как выполняется ходьба?
Высшими центрами, так что при поражении коры головного мозга наступает расстройство походки,
ходьбы, а иногда и полный паралич нижних конечностей. Но сама ходьба тем, что перешла вверх,
осталась той же функцией или стала совершенно другой функцией? Я думаю, ясно, что сама
функция стала бесконечно богаче, гибче, тоньше, сложнее, чем была раньше. Поэтому переход
функции вверх означает одновременно мощное функциональное развитие центральной
нервной системы, т.е. возникновение совершенно новых возможностей в смысле
функционирования.
But the upward transition of functions is not only linked to a change in the activities of lower centres
but also to changes in the function itself. Previously for simplicity I presented teh question somewhat
wrongly. I said that, for example, locomition, movement through space is done through the lower centres.
And how does a person carry out walking? With higher centres, so that with lesions of the cerebral cortex
come disturbances of the gait, of walking, and sometimes completel paralytis of the lower limbs. But what
of the walking that is transferred upward, does it rmeain the same function or become a completely
different function? I think it is clear that the function itself has become infinitely richer, more flexible, finer,
and more robust then ever before. Therefore the upward transition of functions implies at the same time a
powerful functional development of the nervous system, i.e. the emergence of entirely new
functions in the sense of functionality.
7-14] Если это понятно, то мы можем сформулировать второй закон развития нервной системы.
Закон сохранения низших центров при переходе функций вверх означает, что низшие центры,
выполняющие в начальных стадиях развития какую-либо функцию, не отходят в сторону при
переходе функций к высшим центрам, но сохраняются в качестве подчиненных инстанций и
действуют не самостоятельно, а не иначе, как под руководством высших центров. Благодаря
утрате самостоятельности низших центров, при переходе функций вверх изменяется
функциональная роль этих центров, и сама выполнявшаяся ими функция поднимается на высшую
ступень в своем развитии в силу включения высших центров.
If this is clear, we may formulate the second law of development of the nervous system. The law of the
conservation of the lower centres in the transition of functions upwards means that the lower centres
operating stages of development of a given function do not move aside in the transfer of functions to the
higher centres but are conserved as subordinate instances and do not act by themselves but not
otherwise than under the direction of the higher centres. Thanks to the loss of independence of teh lower
centres, the upward transition of functions changes the functional role of these centres and the functions
that they perform are raised to a igher step of their development by their inclusion in the higher centres.
7-15] Третий закон изложу так, как он излагается обычно, но он нуждается в серьезном
исправлении и дополнении, которое мы сделаем позже. Смысл третьего закона заключается в том,
что если уже в развитом мозгу у взрослого человека в силу каких-нибудь причин органического
характера или динамического порядка высший центр, высшая инстанция становится слабой, то
выполнение этой функции принимает на себя низший центр, который когда-то в ходе развития
действовал самостоятельно. Таким образом, возникают два очень любопытных следствия. С
одной стороны, в патологии мы наблюдаем часто случаи возврата к ранним ступеням развития.
Больной обнаруживает такие формы моторики, такие формы сенсорных функций, такие формы
речи и мышления, которые мы встречали на ранних ступенях развития как нормальные формы,
благодаря тому, что при функциональной слабости высших центров выполнение функции стало
обеспечиваться деятельностью низших, а это является нормой, это является законом для ранних
ступеней развития. Таким образом, часто при патологических изменениях мозговых функций мы
наблюдаем как бы регресс, возвращение к ранним ступеням уже проделанного индивидом
развития.
The third law sets out how the norm, but it needs serious correction and amendment, which we shall
undertake later. The sense of the third law is that if brain development has already taken place in an adult
person and due to some reason of an organic character or a dynamic order the higher centre, the higher
instance, is weakened, then the function resumes in the lower center, which used to act independently in
the course of development.In this way there arise two very odd consequences. On the one hand, in
pathology we see cases which return to early steps of development. The patient reveals those forms of
motility, those forms of sensory functions, and those forms of speech and thinking which we met with
earlier steps of develpment as normal forms, due to the fact that the functional weakness of the higher
centres is compensated for by lower activity, and this constitutes the norm, it constitutes the rule for the
early steps of development. In this way, we often witness, with pathological changes in brain function,a
regress, a return to early steps of the work done by the individual’s development.
7-16] С другой стороны, благодаря этому возникает и такое положение вещей, при котором
возможна аналогия между симптомами, которые мы наблюдаем на ранних стадиях развития, и
между симптомами, которые мы наблюдаем при патологии, при поражениях мозга. Например
рефлекс Бабинского, как я говорил вам, является нормой у ребенка раннего возраста. Почему?
Потому что, очевидно, этот рефлекс принадлежит к самостоятельной реакции низших центров,
низших отделов, ведающих нашей моторикой. Почему потом он исчезает? Потому что низшие
центры теряют свою самостоятельность, и те движения, которые здесь являются в виде рефлекса
Бабинского, уже не могут проявиться самостоятельно, а проявляются только в составе целого
ряда других, более сложных иннервации, приводящих к более сложным моторным реакциям. Но
как только наступило поражение высшего мозгового центра или потерялась связь между высшими
мозговыми центрами и низшими, тогда в силу третьего закона низший стал опять
самостоятельным. Он опять стал сам выполнять моторные функции, и, следовательно, он привел
к такому положению, при котором наступает рефлекс Бабинского. т.е. реакция, свойственная
младенческому возрасту в качестве нормальной реакции.
On the other hand, thanks to this there arises a state of things in which we may draw an analogy between
the symptoms which we observe in teh early stages of development and those symptoms which we
observe in pathology, with brain lesions. For example, the Babiinsky reflex, as I told you, is the norm in
the young child. Why? Because, evidently, this reflex belongs to the independent reactions of the lower
centres, the lower departments which are charged with motility. Why does it disappear then? Because the
lower centres lose their independence, and the movements that are here in the form of the Babinsky
reflex can no longer manifest themselves but appear instead only as part of other, more complex
innervations, leading to more complex motoric reactions. But with the loss of a higher brain centre, or a
lost connection between the higher and lower brain centres, then by this third law the lower once again
becomes independnet. it is once again to perform motoric functions, and therefore is led into such a
situation in which the Babinsky reflex occurs, i.e. a reaction that characterized the age of infancy
becomes a normal reaction.
7-17] Еще один пример: скажем, сенсорные функции. Восприятия младенца, как я говорил,
отличаются неконстантностью, нестабильностью, отсутствием различия отдельных предметов. Но
такие же черты мы наблюдаем при поражении высших центров восприятия. Почему? Потому что
тогда приобретают опять самостоятельность, и выполнение сенсорных функций берут на себя
низшие сенсорные центры, которые выполняли эту функцию в младенческом возрасте.
Следовательно, при некоторых поражениях высших центров восприятия наблюдается снова эта
картина регресса к ранним стадиям развития и снова наблюдается аналогия, конечно, только
аналогия, потому что одно дело- рефлекс Бабин- ского у младенца, другое дело- рефлекс
Бабинекого у взрослого человека, значение их противоположное, но все-таки снова наблюдается
аналогия между патологическими симптомами и симптомами раннего развития. Откуда возникает
эта аналогия? Из общего источника, из того, что и при патологии, и при раннем развитии низшие
центры приобретают самостоятельность, выключается деятельность высших центров. В одном
случае она выключается еще незрелостью высших центров, а в другом случае она выключается в
силу поражения этих центров.
As another example, let us take, say, the sensory functions. Perception in the infant is, as we’ve said,
distinguished by inconstancy, instability, and lack of ability to differentiate individual objects. But we
observe these same features with the failure of the higher centres of perception. Why? Because the lower
sensory centres that perform this function in infancy then become independent again and once more
assume this function. Consequently, in some lesions of the higher centres of perception we again
observe this picture of regression to an earlier stage of development and we again observe this
analogy—of course, only an analogy, because in an infant the Babinsky reflex is one thing and in an adult
the Babinsky reflex is another—but all the same we again observe an analogy between pathological
symptoms and symptoms of early development. Whence does this analogy arise? From a common
source, from the fact that in pathology and in early development the lower centres attain an independence
from the shutting down of the activity of the higher centres. In one case, it is the higher centres are shut
down because they are still immature, and in the other case they are shut down due to lesions of these
centres.
7-18] Этот третий закон мы могли бы сформулировать (так обычно его называют) как закон
эмансипации нервных центров. Закон эмансипации нервных центров означает, что при
функциональной слабости высших центров, возникающей вследствие органических или
динамических причин, низшие центры эмансипируются, начинают действовать
самостоятельно, принимают на себя выполнение той функции, которая не обеспечивается
больше пораженными высшими центрами.
This third law we may formluate (as it is usually referred to) as the law of emanicipation of nervous
centres. The law of the emancipation of nervous centres signifies that when a functional weakness in
higher centres arises as the reuslt of organic or dynamic sources, the lower centres are
emancipated, and begin to act independently, assuming the performance of functions which are no
longer guaranteed by the higher centres.
7-19] Я хотел бы пояснить кое-что для того, чтобы предупредить неправильное понимание этого
третьего закона. Было бы неправильно представить себе дело так, что при поражении мозга
наблюдается прямое возвращение к ранним ступеням развития. Я говорил, что это надо понимать
только как аналогию, как известное внешнее сходство. Например, мы можем сказать, что когда у
человека парализованы обе ноги или просто расстроена ходьба, хотя движения сохранены, то это
возвращение к стадии, когда ребенок не умеет ходить в младенческом возрасте? Сказать это
нельзя, как нельзя сказать, что человек, у которого поражены речевые центры, который
заболевает физическим расстройством, возвращается к стадии, когда ребенок вообще не говорил.
Нельзя это сказать. Но есть между этими явлениями связь или нет? Мне кажется, есть. Почему
ребенок не говорит до известного возраста? Именно в силу того, что его центры недостаточно
развиты, еще не созрели, и низшие речевые функции, моторные, сенсорные выполняются
низшими центрами. Значит, у ребенка мы не имеем ходьбы, не имеем речи, потому что еще не
созрели высшие центры. А у больного теряется походка, теряется речь потому, что поражены те
же самые высшие центры, т.е. в том и другом случае есть основа для аналогии: в отсутствии
деятельности высших центров, в одном и другом случае кроется сходство между ранними
стадиями развития и между картинами, возникающими при поражении головного мозга.
I wish to clarify something, in order to pre-empt any misunderstanding of this third law. It would be
incorrect to imagine that when damage to the brain occurs there is a direct return to earlier stages of
development. I said that this must be understood only as an analogy, as a certain external resemblance.
For example, can we say, when a person is paralyzed in both legs or merely disturbed in gait, that
although movement remains, it will return to the stage when the child was unable to walk as a baby? It is
impossible to say this, just as it is impossible to say that a person whose speech centres which have
been overwhelmed by some physical disorder, returns to the stage when a child could not speak at all.
We cannot say this. But is there between these phenomena some link or not? It seems to me there is.
Why is the child not able to speak until a given age? This is due to the fact that the speech centres are
not well developed, not yet mature, and the lower speech functions, motoric and sensory, are performed
by lower dentres. This means that the child does not yet walk, does not yet speak, because the higher
centres are not yet ready. A patient loses walking or loses speech because of the overwhelming of the
same higher centres, i.e. in both cases there is the basis for an analogy in the absence of higher centres,
and in both cases tehre is a similarity between the early stages of development and between the picture
that emerges when there are lesions of the brain.
7-20] Но это сходство остается сходством до тех пор, пока мы его рассматриваем в статике, но
если возьмем в динамике, то, конечно, есть разница между незрелостью центра и между
поражением центра. незрелостью центра и между поражением центра. Незрелый центр - это
значит находящийся в динамике, такой, который изо дня в день созревает и раньше или позже
созреет. А больной центр - скажем, воспалительный процесс в этом центре-такой центр, который
распадается. Так что при внешнем сходстве картин, возникающих при поражении мозга, и картин,
наблюдающихся на ранних стадиях развития, надо видеть между ними и противоположность,
потому что в одном случае эта картина в динамике означает роль и развитие этих функций, а в
другом случае она означает их распад и уничтожение. Поэтому отсутствие ходьбы и речи у
ребенка означает просто раннюю стадию в образовании тех высших центров, с помощью которых
только и обеспечивается вертикальная походка и речь, а расстройство походки и расстройство
речи, скажем, у какого-нибудь больного с воспалительным процессом означает такое болезненное
изменение функций мозга, которое является, может быть, начальной стадией распада, т.е. за
которой будет ухудшаться дальше деятельность всех остальных его мозговых функций.
However, this resemblance remains a resemblance only so long as we consider it statically, but if we take
it dynamically, there is, of course, a difference between an immature centre and centre with a lesion.
An immature centre: this means dynamically situated such that day by day and sooner or later it matures.
But a diseased centre—let us say, a process of inflammation in the centre—is a centre which founders.
So when external resemblance between the picture which arises from brain impairment and the picture
that is observed in early stages of development, we need to look at the contrasts between them, for in
one case, the picture has a dynamic signficance for the development of these fucntions, but in the other
case it means their disintegration and desctruction. For this reason the lack of walking and speech in a
child merely signifies an early step in the formation of the higher centres, through the aid of which alone
an upright gait and speech is provided, and the gait disturbance and speech disorder in, let us say, some
patient wtih a process of inflammation signififes a process of disease change in the function of the brain,
which is, it may be, a beginning stage in the decomposition, i.e. one which will degrade fruther all of the
activities of the remaining brain functions.
7-21] Значит, если рассматривать эти функции в статике, в данный момент, есть аналогия. Если
рассматривать в динамике, они принадлежат к двум противоположным процессам развития и
распада. Поэтому удачно это сходство сравнивают с тем совпадением, которое может быть у двух
поездов, идущих в противоположном направлении. Они идут в противоположном направлении, и
именно в силу того, что они идут в противоположные, а не в разные стороны, они встречаются в
одном пункте своего пути. Поезда, идущие из Москвы в Ленинград и из Ленинграда в Москву,
встречаются в такой-то точке, в известный момент времени, они имеют одно и то же
пространственное местоположение. Но поезд, который идет из Парижа в Вену, и поезд, который
идет из Москвы в Ленинград, вообще не встречаются. Таким образом, развитие и распад в
функциях нервной системы представляют собой противоположно направленные процессы, но не
вообще процессы, которые бы не имели ничего общего друг с другом.
So if we consider these functions statically, at a given moment, there is an analogy. If we consider them
dynamically, they belong to the two counterposed processes of development and decay. For this reason
the similarity may be successfully compared with the meeting of two trains going in opposite directions.
They go in opposite directions, and it is because they are going in opposite and not in different directs
that they meet at one point on their ways. Trans going from Moscow to Leningrad and from Leningrad to
Moscow at a certain moment in time will be found at such and such a point in space. But with a train
which is going from Paris to Vienna and a train that is going from Moscow to Leningrad this does not
occur. In this way the development and the decay of the functions of the nervous system are oppositely
directed processes, but not in general processes that have nothing to do with each other.
The “Красная Стрела” (Red Arrow) began regular
service between Leningrad and Moscow in 1931, the
year before Vygotsky’s lectures, so it was still in the
news!)
7-22] Как я говорил вам, этот третий закон
развития нервной системы нуждается в очень
существенных поправках и дополнениях.
Поправка эта заключается в том, что на самом деле
этот закон отражает только одну сторону
наступающих при поражении мозга изменений,
именно ту сторону, которая создается внешним
сходством с ранней картиной развития. Но другая
сторона, которая резко отличает картину,
наблюдающуюся при изменениях мозговых
функций вследствие поражения высших центров,
отличает ее от картины, наблюдающейся при
ранних стадиях развития. Эту вторую сторону этот
закон не охватывает. Поэтому он дает не полное, а,
следовательно, неверное освещение вопроса. Этот закон говорит о том, что при слабости высшего
центра низшая инстанция берет на себя выполнение его функций, заступает на место старшего,
так, как на войне при гибели или ранении старшего командира ближайший младший подчиненный
ему командир принимает на себя командование всей частью. Это верно, такие случаи
наблюдаются. Но наблюдаются закономерно - и всегда почти – случаи другого рода. Именно при
поражении какой-либо части мозга выполнение этой функции принимает на себя не столько
низший центр, который в ходе развития уже утратил до известной степени свою
самостоятельность и не может так прямо механически заменить высший центр, а еще более
высший центр часто принимает на себя обеспечение функции, которая теперь уже не может
выполняться нормальным путем вследствие поражения соответствующего центра.
As I told you, this third law of the development of the nervous system requires very substantial
amendments and addenda. The amendment lies in this: in fact this law reflects only one aspect of the
changes brought by lesions of the brain; that is, only the aspect that makes up a resemblance to the early
picture of development. But the other side, which is in sharp contrast, distinguishes the changes in brain
function observed due to the destruction of the higher centres from the pattern observed in the early
stages of development. This second aspect the law does not illuminate. For this reason it does not give a
complete but gives, therefore, an incorrect coverage of the question. This law states that with the infirmity
of the higher centre, the lower instances then assumes its functions, taking the senior position, as in
wartime when the death or wounding of a senior commander the proximal junior commander then
assumes command of the entire section. It is true that such cases can be obswerved. But there are
regularly—nearly always—cases of another kind. With a lesion of some part of teh brain, the function may
not be solely assumed by lower centre, which in the course of development has already to a certain
extent lost its independence and so cannot directly replace the higher centre in a mechanistic way, but a
still higher centre often takes over responsibility for the function, which now cannot be carried out in
a nomral way as a result of the lesion of the respective centre.
One example of this, chronicled by Luria in “The Man With a Shattered World”, was Lev Zasetsky, the
patient who received a severe brain wound in the Battle of Smolensk in 1943 when he was in his early
twenties. Zasetsky lost sensory perception in one half of his body, and also who could not remember
more than eidetic memory, which lasts only a few seconds after the present. By using WRITTEN
LANGUAGE, Luria taught him to use a higher centre to carry out daily life tasks such as lighting a stove.
(The animated film “Kino
Krov” [Cinema Blood], by
Elise Forenty, was inspired
by Alexander Luria’s book
“The man with a shattered
world”) attempts to simulate
what it is like to lose higher
functions such as long term
memory by using still higher
ones such as writing and
drawing three dimensional
animations. Because the
words are written one by
one, we only have an eidetic
image of parts of the text
and it is easy to get
distracted. For example,
Zasetsky tries to write the
word “kino” but finds that the first letter “k” reminds him of the Russian word for “blood” and then the “o”
reminds him of the word for dizziness.
Forenty also emphasizes the “two dimensionality” of Zasetsky’s perception (since he only has one higher
centre for vision, he cannot see in three dimensions). She does this by giving us two dimensional figures
which disappear or turn into cardboard cutouts when viewed from the side.
https://www.youtube.com/watch?v=d3f-3aE7OT0
7-23] Я приведу простой пример. Наблюдаегся при поражении высших центров восприятия такая
картина расстройства сенсорных функций, которая получила название агнозии. Сущность этого
расстройства заключается в том, что больной продолжает видеть предметы, у него не изменено
зрение, как таковое, но он перестает эти предметы узнавать. Он видит, что лежит нечто черное,
прямоугольное, мягкое, но что это портфель - он узнать не может. Он не расчленяет
воспринимаемую действительность на ряд отдельных предметов, он не может из
воспринимаемого предмета выделить соответствующие качества и т.д. Что же тогда происходит с
больным? С одной стороны, происходит то, что предусмотрено в этом третьем законе, т.е. зрение
и восприятие больного возвращается к таким особенностям, которые мы наблюдаем на ранних
стадиях развития восприятия, скажем у младенца, это верно. Но, с другой стороны, гак как мы
имеем уже целый ряд развития высших центров, то такой больной не то что не узнает предмет и
на этом дело кончается, он начинает угадывать, что бы это мог быть за предмет. Он начинает
интерпретировать, толковать, поступать так, как мы поступили бы, если бы нам завязали глаза и
заставили ориентироваться в этой комнате. Мы прямо не видели бы направления, куда идти, и
какие предметы окружают нас, но ощупывая, догадываясь, толкуя, умозаключая, двигались бы, как
следователь, когда он по уликам восстанавливает какое-нибудь преступление.Так мы поступили
бы в этом случае. Так поступает, как правило, и больной, который утратил способность
непосредственно узнавать предметы. Он начинает угадывать, и при этом его угадывание может
быть правильным и может быть неправильным. Но во всяком случае важно то, что он с помощью
высшей функции, с помощью интерпретации, с помощью угадывания, с помощью рассуждения
выполняет то, что мы с вами выполняем с помощью более низшей операции. Нам не надо
умозаключать, что, так как это черное и так как здесь есть застежки, и гак как есть отверстие, и так
как это чем-то наполнено, значит, по-видимому, по портфель. Мы прямо видим, что это портфель,
а больному приходится прибегать для этого к таким сложным рассуждениям. Или вот пример:
больному показывают очки. Он говорит, что это ножницы. Почему он ошибся? Потому что два
круга стеклянных в очках напомнили ему два отверстия, которые могут быть в ножницах. И если
бы нам дали ощупать только два отверстия в ножницах, мы могли бы принять за очки или очки
соответствующей формы принять за ножницы. Но часто такой больной угадывает верно.
Угадывает ли он верно или он ошибается, все равно мы наблюдаем одно и то же закономерное
явление, которое заключается в том, что функция, которая у здорового человека выполняется
относительно низшим центром и которая теперь у больного невозможна вследствие поражения
этого центра, начинает выполняться с помощью высших центров. Таким образом, при поражении
какого-нибудь центра его функцию начинает выполнять не только низший, это верно, но и высший
по отношению к нему центр.
Let me give a simple example. We have observed, with lesions of the higher centres of perception, a
pattern of disorders of the sensory functions which is known as agnosia. The essence of this disorder
consists in the fact that the patient continues to see objects, and his vision is not altered, but such that it
he ceases to recognize them. He sees something that black, rectangular, soft, but that this is a
briefcase—this he cannot discover. He does not perceive reality as a series of separate objects; he
cannot from the perceived object indentify approriate qualities, etc. What then occurs with the patient? On
the one hand, what occurs what is provided for by this third law, i.e. vision and perception of the patient
returns to the kind of features that we see in the early stages of the development of perception, let us say,
in an infant—this is true. But, on the other hand, as we already have a whole series of development of
higher centres, such a patient is not just someone who does not recognize an object and that is the end
of the matter; he starts guessing what the object could be. He begins to flounder, to interpret, to act as we
would if we were blindfolded and made to orient ourselves in this room. We would simply not see the
direction, where to go and what things were around us, but groping, suspecting, interpreting, inferring, we
would act as an investigator does when he reconstructs some crime from evidence. Thus would we have
done in this case. And thus proceeds, as a rule, the patient who has lost his ability to recognize objects
directly. He begins to guess, and with this he might make a good guess or he might be wrong. But in any
case what is important is that he does so with the help of a higher function, with the help of interpretation,
with the help of guessing, with the help of argumentation he does what we all do with the help of a lower
operation. We would not conclude that, as it is black, and as it has buckles, and as it has an opening, and
as it is filled with something, so, it appears, it is a briefcase. We just see that this is a briefcase, but our
patient has to resort to this complex reasoning. Here is an example: the patient is shown spectacles. He
says they are scissors. Why does he err? Because the frames in the glasses suggest two apertures,
which could be a pair of scissors. And if we were given only the two holes in the scissors to feel, we might
take them for eyeglasses, or take eye-glasses as a form corresponding to scissors. But often such a
patient guesses correctly. And whether he guesses correctly or incorrectly, we observe the same natural
phenomenon, which is that a function which a healthy person performs in relation to a lower centre is now
not possible for the patient because of a lesion on the centre, and it begins to be performed with the help
of higher centres. In this way, with a lesion to a given centre, the function begins to be performed by the
lower, it is true, but also in relation to a higher centre.
The copy on the right was made by an adult patient with visual agnosia. Although he can see very clearly,
his ability to recognize the object is gone.
7-24] Если мы примем во внимание эту поправку, то мы сумеем сделать отсюда очень важный
вывод, которым я хотел закончить рассмотрение законов развития нервной системы в детском
возрасте. Я бы не стал приводить эту поправку потому, что она как будто не имеет никакою
отношения к развитию. Первая половина этого третьего закона, который я раньше
сформулировал, указывает нам, объясняет нам, почему в ранних стадиях развития мы наблюдаем
известные картины, аналогичные тем, которые наступают при мозговых поражениях. Вторая часть
закона как будто бы не имеет прямого отношения к развитию, но это только кажется, а на самом
деле, при внимательном рассмотрении, мы можем убедиться, что и вторая часть этого закона
имеет очень важное отношение к проблеме развития и. в частности, объясняет нам некоторые
очень важные закономерности неправильного, ненормального развития в детском возрасте.
Наблюдения показывают, что если поражен один и тот же центр в детском возрасте и в
зрелом возрасте, то последствия этого будут разные, симптоматика будет разная. В этом
стоит разобраться.
If we take into account this amendment, then we may draw from this a very important conclusion with
which I would wish to conclude our consideration of the laws of development of the nervous system in the
age of childhood. I would not have brought up this amendment if it did not appear to have any relation to
development. The first half of the third law which I formulated previously, indicates to us, tells us why in
the early stages of development we observe a certain picture analogous to that which we observe in brain
lesions. The second part of the law did not seem to have any direct relation to development, yet it does
appear to, and in fact on closer consideration, we can see that this second part of teh law has a very
important relation to the problem of develpoment and in particular tells us some very important rules of
irregular, abnormal development in childhood. Observations show that a lesion on one and the same
centre in childhood and in adulthood will have very different consequences and different symptoms. This
is to be understood.
This picture shows a cow. It is hard to see the
cow, even if you study the picture for a long
time (if you look about a third of the way down
the left side, you will see a black area which is
the cow’s ear—there is a kind of fence beneath
it).
Once you see the cow, it is hard to NOT see it.
This is because when you finally see the cow,
your higher centres take over the image and will
not relinquish it to the lower centres.
7-25] Допустим, что у ребенка в силу,
скажем, наследственной какой-нибудь
причины или вследствие какого-нибудь
поражения мозга, наступившего во
внутриутробный период развития или в
ранние, первые месяцы жизни, возникла центральная глухота, т.е. недоразвитие, дефект или
поражение центров слуха. Спрашивается, это будет иметь какое-то значение для ребенка в его
развитии, как если бы у взрослого человека пуля поранила бы центр слуха, или нет? Сами по себе
ближайшие последствия будут одинаковы: как ребенок с пораженным центром слуха, так и
взрослый с пораженным центром слуха будут одинаково глухие, они буду! одинаково не слышать.
Но ребенок с пораженным центром слуха останется на всю жизнь и немым, хотя центры речи у
него не нарушены, потом) что в развитии ребенка речь развивается только благодаря тому, что он
слышит речь, а раз он не может слышать речь, такой глухой ребенок остается и немым и
становится глухонемым ребенком.
Let us assume that in a child due to, say some hereditary reason or brain damage occurring during
intrauterine period of development or early, in the first months of life, there arises some central deafness,
i.e. underdevelopment, a defect or lesion of the hearing centre. We may ask, will this have the same
significance for the child in its development as in an adult person there is a bullet injury to the centre of
hearing or not? In themselves the proximal results will be the same: a child with an impaired hearing
centre and an adult with an impaired hearing centre will be equally deaf, they will have the same loss of
hearing. But the child with lesions to the hearing centre will be dumb for life, even though the speech
centres have not been damaged, because in child development speech develops itself only thanks to the
child’s hearing speech, and once he cannot hear speech, such a deaf child remains dumb and becomes
a deaf and dumb child.
7-26] А у взрослого человека, если мы имеем дело с цен тральной глухотой -пуля попала и
поранила центр слуха, это означает, что больной сейчас же теряет способность говорить? Нет. У
него уже речь развита, он уже эту способность прямо не потеряет. Правда, речь организована
таким образом, что при потере слуха начинает страдать и сама способность речи. Но если
предупредить эту потерю речи, если вовремя дать возможность больному контролировать свою
речь, то речь может в известной степени сохраниться у взрослого человека. Больше того, если
даже она не сохраняется, то она распадается и гибнет совершенно иначе и не сразу, не
автоматически вслед за потерей слуха. Значит, одно и то же поражение дает в детском возрасте
для развития другие последствия, чем в зрелом возрасте.
However, in an adult, if we have to deal with central deafness—if a bullet hits and injures the hearing
centre, does this mean that the patient immediately loses the ability to speak? No. In him speech has
already developed, and he does not lose this ability direclty. True, speech is organized in such a way that
with the loss of hearing the very abiliy of speech begins to suffer. But if you take precautions against this
loss of speech, if in time you enable the patient to monitor his speech, then speech may be preserved to
some extent in the adult person. Moreover, even if it is not preserved, it disintegrates and dies out in a
completely different way and not all at once, not automatically following the loss of hearing. This means
that the same injury given in chilldhood has different consequences than in the age of adulthood.
7-27] Но и обратное правильно: разные поражения разных центров могут дать в детском
возрасте и в зрелом одинаковые картины. Например, у взрослого наступает немота, так
называемая моторная афазия - неспособность громко говорить, неспособность членораздельной
речи при поражении моторного центра речи, так называемого центра Брока. А у ребенка как может
наступить полная немота? При поражении слухового центра. Значит, одинаковые картины у
ребенка и взрослого могут встретиться при различных поражениях, и разные картины могут
встретиться при одинаковых поражениях.
Combined:But the inverse is correct too: lesions in different centres can present, in childhood and
adulthood, the same picture. For example, in the adult we have dumbness, so called motoric aphasia—
the inability to speak aloud, the inability to coordinate speech brought about the by a lesion of the motor
speech centre, the so-called Broca centre. And in the child what brings about complete dumbness? A
lesion of the auditory centre. This means that the same picture in the child and in the adult may occur with
differing lesions, and different patterns may be encountered with the same lesions.
7-28] Чем же объясняется такое положение вещей, что одинаковое поражение в зрелом и детском
возрасте дает разные картины, а разные поражения могут дать одну и ту же картину? Мне кажется,
это охватывается законом, который можно рассматривать как основной закон развития ребенка с
тем или иным дефектом нервной системы, значит, это вводит нас в круг патологической
педологии; и, с другой стороны, этот же закон дает нам материал для некоторых обобщений
относительно развития нормального ребенка. Закон этот можно выразить в следующем виде: если
поражен какой-нибудь центр "В", то в детском возрасте больше будет страдать следующий
за ним высший центр "С", чем подчиненный ему низший центр "А". А если у взрослого
пострадал центр "В", то при прочих равных условиях будет больше страдать низший центр
"А", чем высший центр "С".
What explains the situation of things such that the same lesion in adult and child ages gives a different
picture and different lesions may bive one and the same picture? It seems to me that this is covered by a
law which can be regarded as a basic law of child development with a particular defect in the nervous
system, which this means that (on the one hand—DK) we are brought to an area of pathological
pedology, and, on the other hand, we are given by this law material for certain generalizations about the
development of the normal chld. This law can be expressed in the following way: if a lesion strikes a
particular cetnre “B”, then in childhood the higher centre “C” will suffer more than a subordinate
centre “A”. But if an adult injures Centre “B” then, other things being equal, the lower centre “A”
will suffer more than the higher centre “C”.
Compare the following paintings to the earlier photograph of the cow. In the right hand painting,we clearly
discern Michelangelo’s fresco for the Sistine Chapel in Rome (the defeat of the fallen angels). On the left
we discern...almost nothing.
The artist, Robert Pepperell, uses the general color structure of Michelangelo’s painting to suggest it—
and we recognize this, because we have all developed, by cultural means, some higher brain centre
which recognizes this painting or at least with this type of painting during our lives and during our
experience of art. However, Pepperell then deliberately frustrates our automatized lower centres by
refusing to give them any recognizable figures upon which to focus. This shows what it means to have a
higher centre but not a lower centre.
However, the child staring up at Michelangelo’s Sistine Chapel fresco for the first time finds himself in the
opposite situation. He or she can discern quite clearly the fighting figures in the painting and wonders who
they are and why they are fighting, but does not notice the color structure or see anything particularly
meaningful in it.
Pepperell, R. (2011). Connecting art and the brain: an artist’s perspective on visual indeterminacy.
Frontiers in Human Neuroscience, 17 August, doi: 10.3389.
7-29] Поясним это на примере эпидемического энцефалита. Известно, что эпидемический
энцефалит, который обычно поражает подкорковую область нервной системы, дает в детском
возрасте и в зрелом возрасте различные расстройства. В частности, в детском возрасте обычно
эпидемический энцефалит в качестве своих последствий оставляет моторное беспокойство
ребенка, гипердинамичность, т.е. чрезмерную подвижность, чрезмерное обилие движений, а очень
сильно страдает в этом случае развитие ума ребенка, развитие его характера, развитие его
высших произвольных движений. Если мы скажем, что пострадал центр "В", что у ребенка
страдает больше? Первичные движения у него не страдают. Он даже сверхобильно движется. А
что у него пострадало больше? "С" - высшие произвольные движения. У ребенка в этом случае "А"
- простые движения - пострадают меньше. Ребенок постэнцсфалитик никогда не будет, или очень
редко будет, двигательно заторможен, он всегда будет ходить, он будет все хватать, он ни минуты
не посидит в покое, руки у него вечно в движении. Простое импульсивное движение не только не
расстроено, но даже страшно усилено, оно не тормозится, как у нормального ребенка. А высшее
произвольное осмысленное движение у него пострадает очень сильно. У ребенка высший центр
"С", связанный с произвольными движениями, пострадает больше, чем "А", чем простые движения.
Let us clarify this with an example from epidemic encephalitis. We know that epidemic encephalitis, which
usually afflicts the subcortical area of the nervous system, produces various disorders in childhood and in
adulthood. In particular, in the age of childhood epidemic encephalitis usually has, as its consequences,
motor disturbances, hyperdynamic, i.e., excessive mobility, an overabundance of movements, and in
these cases very much damage to the mental development of the child, the development of his character,
and the development of his higher voluntary movements. Can we say that it is the injured centre “B”
which afflicts the child the most? But his primary movements are not afflicted. He is even more striking in
his movements. So where has he been afflicted? In “C”, the highest voluntary movements. In the child in
this case “A”—the simple movements—will be less afflicted. The post-encephalitic child in this case will
never—or only very rarely—be able to restrain his motor energy; he will always be on the go, he snatches
at things, he cannot sit still for a minute, his hands are constantly on the move. Primary, impusllive
movements are not only not distrubed but they are strengthened toa frightening degree, not inhibited as
in a normal child. But higher and meaningfjul movements are greatly afflicted. In the child with the higher
centre “C” associated with voluntary movements s afflicted more than “A”, more than simple movements.
As Vygotsky says, encephalitis can cause seizures and uncontrollable motions particularly in children—
such children were often diagnosed as “juvenile delinquents). But it can also produce the opposite—a
kind of paralyzed, immobile state. There was an epidemic of encephalitis lethargica worldwide in 1930,
leaving many people immobile for the next thirty years. Oliver Sacks wrote his 1973 book “Awakenings”
about his (limited) success in treating cases of people who had been essentially asleep since the 1930s
with the drug L-DOPA. It is this kind of encephalitis that Vygotsky discusses in the next paragraph.
See Vilensky, J.A., Foley, P. and Gilman, S. (2007). Children and encephalitis lethargica: a historical
review. Pediatric Neurology, August; 37(2):79-84.
“Between 1917 and the late 1920s, encephalitis lethargica was an epidemic and often lethal neurologic
disease. In adults, it typically elicited severe somatic effects, and in particular, various forms of cranial
nerve and motor dysfunction. In children, the psychiatric effects were often as severe as the physical
consequences. Approximately one third of affected children underwent a rapid transformation from
normal behavior to delinquency, often leading to institutionalization. Many neurologic and psychological
theories were advanced to explain these severe behavioral changes, and the therapeutic approaches
employed ranged from training in dedicated schools to frontal leucotomy. Whereas epidemiologic
associations provide both positive and negative support for an etiologic relationship between encephalitis
lethargica and the approximately contemporaneous "Spanish" influenza epidemic, previously unutilized
data from children provide some of the strongest links between influenza and encephalitis lethargica.
Encephalitis lethargica triggered behavioral changes in children that are not duplicated by any other
neurologic condition, with the possible exception of traumatic brain injury. These unique behavioral
abnormalities may provide the earliest clear indication of new encephalitis lethargica cases, whether
alone or in concert with an influenza epidemic.”
7-30] Что мы наблюдаем у взрослых больных этого рода? Обратную картину. Обычно у них
наблюдается не гипердинамическое расстройство, а адинамическое. Они становятся
неподвижными, скованными, у них расстройство походки, они не могут часто протянуть руку без
того, чтобы у них не возник тремор, дрожь. Если они протягивают руку один или два раза, это идет
со страшной медленностью. Простая реакция, когда говорите больному: "Нажмите на ключ, когда я
ударю по столу'", длится у них в 100-200 раз дольше, чем у всякого из нас. Простейшие движения у
них в этом случае заторможены или нарушены. Но если такому больному предложить задачу,
которая требует высших форм движения, тогда он как бы расковывается, он выполняет это
хорошо. Уже очень давно, с самого начала изучения постэнцефалитиков, обращали внимание на
такой парадокс в их моторике. Больной не умеет сделать два шага по комнате или два маленьких
шага, но по лестнице он ходит очень хорошо, потому что ходьба по комнате это автоматизированный акт, который в значительной степени передается уже низшим
автоматизированным центрам, т.е. центрам, ведающим автоматизированными движениями. Но
ходьба по лестнице требует того, чтобы следить, произвольно ставить ногу.
What do we see in adult patients of this kind? The opposite picture. Usually we do not observe any
hyperdynamic disorder, but adynamism. They become immobile, shackled, they develop walking
disorders, and they cannot reach out a hand without tremors and shivering. If they extend a hand once or
twice, they do so with extreme slowness. Simple reactions, such as when you say to a patient, “Click on
the key when I hit the table”, take them 100-200 times longer than for any one of us. Simple movements
in these cases are hindered or impaired. But if we suggest to such a patient a task that requires higher
forms of motion, then it is as if he is unchained; he performs it well. Already long ago, from the beginning
of studens of post-encephallitics, this paradox was noted in their motor skills. A patient cannot take two
steps across a room, or two small steps, but he walks up the stairs very well, because walking around the
room—this is an automatized act, which is already mainly transferred to lower, automatized centres, i.e.
centres in charge of automatized movements. But walking up the stairs requires successive, voluntarily
placed footsteps.
7-31] Больше того, вы можете этого больного заставить ходить по комнате следующим образом:
начертить линии мелом на полу и сказать, чтобы он делал шаги так, чтобы ставить ногу точно на
эту линию. Тогда он будет ходить. Так что более сложное удается ему легче, чем более простое.
Еще большее впечатление производят опыты, когда перед больным, который не может сделать
шаги или делает их страшно маленькие, кладете стул и просите перешагнуть. Тогда, подкладывая
перед каждым шагом стул, вы можете заставить его пройти большое расстояние, т.е. всякий раз,
когда заменяете автоматизированное простое движение более сложным движением, больной
может выполнить его. а простые движения выполняются у него плохо.
What is more, one may get a patient to walk around the room in the following way: draw a line in chalk on
the floor and say that he will walk by putting his footsteps exactly on this line. Then he will walk. Thus it is
possible for the more complex action to be easier than the simpler one. Even more impressive are
experiments in which a chair is placed before a patient who cannot walk or who is a little frightened to
walk and the patient is asked to step over it. Then, by putting the chair before each step, you can get him
to go a long distance, i.e. each time when we replace an automated simple movement with a complex
one, the patient can do it, but simple movements are performed poorly.
7-32] Или, например, из опытов, которые я наблюдал. Больному предлагается закрыть глаза. Он
не может сразу выполнить такой автоматизированный акт. через некоторое время он его
выполняет но, оказывается, он делает это сложным, обходным путем. Он долгое время не мог
показать, как закрывают глаза. Надо было проверить, как действует этот механизм, и ему было
предложено показать, как он спит. Тогда он закрыл глаза, склонил голову на бок и показал. И
теперь, когда говорят закройте глаза, он про себя думает: надо показать, как я сплю, и закрывает
глаза, т.е. опять усложняя эту задачу, решая ее каким-то обходным путем, он выполняет.
Or take, for example, those experiments which I observed: A patient is invited to close his eyes. He
cannot immediately perform this kind of automated act; after a while he performs it, but it appears that he
does so in a complex and roundabout way. For a long time he could not show us how to close his eyes. It
was necessary to show him a mechanism: he was asked to show how he sleeps. Then he closed his
eyes, bowed his head to one side, and demonstrated. And now, when he is told to close his eyes, he
thinks to himself: I must demonstrate how I sleep and closes his eyes, i.e. again he complicates the task,
solving it in some roundabout way, and then performing it.
7-33] Последний пример с опытом, который мне тоже пришлось наблюдать.Больной в простом
виде реакции оказывается очень двигательио заторможенным, и если просите его в ответ на
сигнал нажать кнопку электрического ключа 2-3 раза, он делаем это медленно. Но если
спрашиваете:"Сколько вам лет? Выстукайте, сколько вам лет," - тогда он может отстучать 37 лет.
Когда он не просто стучит, а когда этот стук включен в целую операцию, в отсчитывание своих лет,
у него эта операция удается.
The last example is an experiment that I also had the opportunity to observe. The patient was highly
impaired in the simple form of his motor reactions, and when asked to click an electric key in response
two or three times, he does so slowly. But if you ask “How old are you? Click out how old you are”—then
he can click out 37 years. When he is not simply clicking, and when the click includes the whole operation
of counting out the years, he found the operation possible.
7-34] У взрослого, что парадоксально, страдает очень сильно "А", то, что у ребенка меньше
страдает или совсем не страдает, или страдает в противоположном направлении, потому что даже
усиливается деятельность низшего центра, становится свободной, самостоятельной, лишенной
тормозящего влияния, исходящего из высших центров. У взрослого как раз " А" очень сильно
страдает, а "С" гораздо меньше. И это находит выражение в том, что, когда простая
автоматизированная задача превращается в задачу, требующую произвольных высших форм
движения, она выполняется очень легко. У взрослого энцефалитика вы встречаете такие случаи,
когда ходить по ровному полу он не может, а перешагивать через стулья может очень хорошо,
когда заставите действовать центр "С", и это выполняется хорошо, а центр ""А" действует плохо.
The adult, paradoxically, feels very strongly afflicted in “A” where the child feels less or no affliction, or is
afflicted in in the opposite direction, because of the increased activity of the lower centres which have
become free, independent, and devoid of the inhibitory influence which comes from the higher centres.
And this is reflected in the fact that when a simple automated task becomes a task which requires
volitional higher forms of motion, it becomes very easy. The adult encephalitic when walking on a level
floor, fails in the task, but when stepping over chairs he does so very well, when he is made to utilize
centre “C” it is carried out well, but with centre “A” it is done badly.
7-35] Я думаю, что из этих примеров вам ясна фактическая закономерность, лежащая в основе
этого закона, и что мы сможем сейчас перейти только к объяснению этой закономерности и,
следовательно, к тем общим выводам, которые могут быть сделаны из этого закона и из раньше
изложенных трех законов развития нервной системы.
I think that from these examples the factual regularity at the basis of this law will be clear to you and that
we now have only to proceed to the explanation of this relationship and, consequently, to the general
conclusions which can be drawn from this law and from the three lawas of development of the nervous
system previously laid out.
7-36] Как это объяснить, что у ребенка при поражении какого-нибудь центра больше страдает
высший, а у взрослого больше страдает низший соответствующий центр? С чем-то аналогичным
мы уже встречались, когда говорили о развитии эндокринной системы. Если помните, мы смотрели
карликов, говорили относительно гипофизарных карликов и старались показать, что, когда в
детском возрасте мы имеем дело с недостаточностью гипофиза, отсюда вытекает аплазия
половых желез, которые в нормальном ходе развития являются как бы высшими эндокринными
центрами по отношению к гипофизу и щитовидной железе в возрасте полового созревания и после
него.
How can it be explained, that the child with a lesion in some higher centre is afflicted more and an adult
suffers is afflicted more by one in a correspondingly lower centre? We have already met with something
analogous when we spoke of the development of the endocrine system. If you remember, we saw
dwarves, talked about pituitary dwarves, and tried to show that when in the age of childhood we deal with
a deficiency in the pituitary, that this implies aplasia of the sex glands, which in the normal course of
development constitute higher endocrine centres in relation to the pituitary and thyroid gland at the age of
sexual maturity and thereafter.
7-37] В чем здесь заключается сущность? Мне кажется, она состоит в том, что те отношения
между центрами в мозгу, которые характерны для взрослого человека, возникают как раз в
развитии. /Для взрослого человека характерно, что "А" зависит от "В", "В" от *'С". Но это не дано с
самого начала в нервной системе, а возникает в развитии. Первоначально "А"', как мы видели,
действует по первому закону самостоятельно и независимо от "В"", потом функция переходит к
"'В", вверх, потом к "С", еще вверх. Значит, в детском возрасте еще не установились те
зависимости, те иерархические отношения, то подчинение низших центров высшим, которое
является законом для деятельности уже развитого мозга. В силу этого, если в детском возрасте не
развивается или поражается центр "В", спрашивается, может развиться центр "С" или нет? Нет,
потому что "В" является предпосылкой для развития центра ''С". Закон перехода функций вверх
говорит, что развитие идет снизу вверх. Вначале низшие центры действуют, потом функция
переходит вверх. Но если этого самого низшего центра нет, если он сам по себе не действует,
нечему переходить вверх. Значит, те самые отношения, которые характеризуют деятельность
развитого мозга человека, устанавливаются в ходе развития, и в силу этого, если поражается еще
незрелый мозг, т.е. такой мозг, в котором эти отношения не установились, то последствия такого
поражения будут в детском возрасте в известном смысле противоположны тем поражениям,
которые мы наблюдаем в зрелом возрасте. Почему? Да потому, что в детском возрасте
наблюдается обратная в известном смысле зависимость, чем в зрелом. Вспомним опять
эндокринную систему. В развитии что зависит от чего: гипофиз от половых желез или наоборот?
Половые железы зависят от гипофиза. А помните эндокринную систему в переходном возрасте?
Что от чего зависит? Гипофиз от половых желез. Именно половые железы, половое созревание
приводит к тому, что деятельность гипофиза уменьшается и не наступает евнухоидный рост. Он
наступает при аплазии.
What constitutes the essence here? It seems to me that it consists in this: that the relations between the
centres in the brain that characterize an adult arise, every time, in development. For an adult it is
characteristic that “A” depends on “B”, “B” on “C”. But this is not given from the beginning by the nervous
system, but arises in development. Firstly “A”, as we have seen, acts according to the first law,
independently and regardless of “B”, then the function of “B” is transferred upwards, thence to “C” and
then higher up. This means that, in the age of childhood the child has not yet established those
dependencies, those hierarchical relations, the subordination of the lower centres to the higher centres,
which are the rule of activity for the already developed brain. Because of this, if in childhood centre “B”
does not develop or is afflicted, we may ask, is it possible for centre “C” to develop or not? N, because “B”
constitutes a precondition for centre “C”. The law of transition of functions upward says that development
goes from the bottom up. In the beginning the lower centres act, and then the function proceeds
upwards. But if this lowest centre is not there, if it does not act, then there is nothing to proceed upwards.
This means that those relationships which characterize the activity of the developed brain of a person are
established in the course of development, and because of this if a lesion afflicts a still immature brain, i.e.
that brain in which these relations are not established, the consequences of this affliction will be, in
childhood, opposite in some sense to what they will be in a mature adult. Why is this? This is because in
the age of childhood there is an inverse relationship in a certain sense, to that which is in that of maturity.
Let us remember again the endocrine system. In its development, what depends upon what? Is it the
pituitary glands upon the sex glands, or the opposite. the sex glands depend on the pituitary. Now, do you
remember the endocrine system in the transition to adulthood? What depends upon what? The pituitary
gland upon the sex glands. It is the sex glands which in the age of sexual maturation lead to the fact that
the activity of the pituitary gland is reduced and eunuchoid growth does not occur. It undergoes aplasia.
7-38] В развитом мозгу что от чего зависит - "В" от "С" или "С" от "В"? ;'В" от "С", низшее зависит от
высшего в развитом мозгу. А в развитии что возникает раньше? Низшее. В развитии "С* зависит от
"В". Поэтому одни и те же поражения в зрелом и развивающемся мозгу дадут по необходимости
различные картины.
In the developed brain, what depends on what? Is “B” derived from “C” or “C” from “B”? “B” is derived
from “C”, the lower depends upon the higher in the developed brain. But in development what arises
earliest? The lower does. The development of “C” depends upon “B”. This is why the same lesions in a
mature and in a developing brain make necessary different pictures.
7-39] Теперь позвольте в оставшееся время изложить только в самых общих словах те выводы, к
которым нас приводит рассмотрение этих четырех основных законов развития нервной системы.
Now allow me in the time remaining to present only in the most general words the conclusions to which
the consideration of these four basic laws of the development of the nervous system have led us.
7-40] Первый вывод заключается в том, что, хотя мы рассматривали развитие нервной системы и
хотя каждая система, в частности нервная система, имеет целый ряд специфических
особенностей развития, тем не менее мы нашли здесь такие зависимости, которые нам напомнили
развитие эндокринной системы. Я хотел бы сейчас указать на зависимости, которые напоминают
то, что мы нашли в психологическом развитии. В силу чего возможно, что развитие нервной
системы и развитие эндокринной системы, и развитие психологическое имеют некоторые общие
закономерности? Да в силу того, что все эти стороны развития представляют собой части
единого процесса развития. Это я ради удобства изложения разделил их на части, а по существу
дела психика не развивается без мозга, мозг без эндокринной системы, все это единый процесс. И
в силу этого единства, хотя каждая сторона развития имеет свои специфические законы, и законы,
которые я изложил, нельзя прямо переносить ни на психологическое развитие, ни на развитие
эндокринной системы. Но так как все эти стороны развития представляют собой единство, то
всюду мы наблюдаем и некоторые общие закономерности.
The first conclusion consists is this: although we have considered the development of the nervous system
and although each system, in particular the nervous system, has a whole series of specific features of
devleopment, at the same time what we have found here are such dependencies that remind us of the
development of the endocrine system. I would now like to point out the dependencies that resemble what
we found in psychological development. In view of these, is it possible that the development of the
nervous system, the development of the endocrine system and psychological development share some
regularities? Yes, in vew of this: all these aspects of development are part of a unitary process of
development. This I have, for the sake of convenience of presentation, divided into parts, but in essence,
a psyche does not develop without a brain, nor a brain without an endocrine system; it is all a unitary
process. And in this view of this unity, although each aspect of development has its own specific laws,
and the laws that I have outlined cannot be attributed directly to psychological development or to the
development of the endocriene system, nevertheless all of these are aspects of develpment are unitary,
and we consequently observe some general patterns.
7-41] Что мы нашли как самый основной признак психологического развития ребенка? Если
помните, мы тогда это сформулировали так, что сущность психологического развития ребенка
состоит в первую очередь не в том, что растут самостоятельно те или иные функции сами по
себе: увеличивается память, усиливается внимание, растет восприятие, - а в том, что на каждой
возрастной ступени существует своя система психологических функций при
доминировании какой-то определенной функции, стоящей в центре. Нечто аналогичное мы
находим в развитии нервной системы, которое теснейшим образом связано с психологическим
развитием в том смысле, что психологическое развитие есть как бы функциональная сторона
развития нервной системы.
What have we found as the main trait of the child’s psychological development? If you remember, we
formulated it thus: the essence of psychological development isnnot that the functions primarily grow by
themselves—increased memory, increased attention, increased perception—but rather that each age
stage has its own system of psychological functions under the domination of a particular function
which lies at its centre. We found something analogous in the development of the nervous system, which
is related in an intimate way to psychological development, in the sense that psychological development
is something like the functional side of the development of the nervous system.
7-42] Что мы видим сейчас? При переходе от возраста к возрасту изменяются ли только сами
по себе центры или изменяются отношения между центрами? Изменяются отношения между
центрами настолько, что к концу развития они изменяются на противоположные. В начале все
зависит от низшего центра, а в конце низший центр зависит всецело от вышестоящих центров. Это
изменение межцентральных отношений как основной факт в развитии нервной системы и
изменение межфункциональных связей как основной факт психологического развития на самом
деле представляет собой тесно связанные друг с другом две стороны одного и того же процесса
развития.
What do we now see? In the transition from age to age, is it only the centres themselves that change,
or is it the relationships between the centres? There is a change in relationship between the centres such
that by the end of development, they have changed into their opposites. At the beginning everything
depends upon the lower centres, and at the end the lower centre depends entirely on the higher centres.
This change in inter-centre relations as a basic fact of the development of the nervous system, and the
change in inter-functional relations as a basic fact of psychological development are indeed closely linked
the one to the other, as two sides of the same process of development. ,
7-43] Но отношения изменяются и в эндокринной системе. В чем заключается развитие в
эндокринной системе? Мы видели, что разные железы вызревают в разное время. Изменяется не
только сила и мощность или масса той или иной железы, но и отношения между железами. И мне
кажется, мы сейчас нашли общую формулу, которая нам поможет правильно теоретически
понимать сущность всякой стороны детского развития. Именно мы нашли, что сущность этого
развития заключается в изменении отношений, существующих внутри данного целого, что
организм представляет собой сложное целое. Отношения же определяют, как построен этот
организм, как это целое строится. Ребенок на какой-то ступени развития отличается от взрослого
не тем, что те же отношения, которые есть у взрослого, даны у ребенка только в уменьшенном
виде, а отличаются тем, что это другие отношения, т.е. он представляет собой организм в
известном смысле другой. Центральным фактом детскою развития - возьмем ли развитие
эндокринной системы, или организм в целом, так называемое физическое развитие,
развитие центральной нервной системы, или психологическое развитие- центральным
фактом остается изменение внутренних отношений данного целого, новая организация, к
которой переходит на каждой новой возрастной ступени ребенок.
But relations change in the endocrine system as well. In what consists the development of th endocrine
system? We have seen that different glands mature at different times. Not only does the force and
capacity or the mass of a partiuclar gland change, but also the relationships between glands. And it
seems tome that we have now found a common formula that will help us to a correct theoretical
understanding of the essence of any aspect of child development. That is, we have found that the
essence of this development consists in a change in relations that exist within a given whole, that the
organism is a complex whole. These relationships also determine how the organism is built, as well as its
building as a whole. The child as a given stage of development differs from an adult not in the fact that
the same relations that exist in the adult are given to the child in a reduced form, but differs in that there
are different relationships, i.e. he presents an organism which is in itself in a certain sense different. The
central fact of child development—if we take the development of the central nervous system, or
psychological development—the central fact remains the change of the internal relations of a
given whole, new organization with which the child proceeds to a new age stage.
7-44] И я хотел бы закончить мыслью, которую мне пришлось недавно слышать от одного из
наиболее авторитетных у нас исследователей морфологического развития ребенка, мыслью, к
которой он пришел в своей области, так же как мы в своей области пришли к этой мысли. Он
говорит, что прежде считали рост за основной феномен физического развития, поэтому считали,
что самым энергичным образом физическое развитие совершается в раннем возрасте, в первые
месяцы, в первые годы жизни, а потом энергия роста падает. Он доказывает, что в ранние месяцы
жизни, в ранние годы жизни, в начале развития происходит главным образом увеличение массы,
т.е. само по себе развитие идет чрезвычайно малоинтенсивно. Развитие, заключающееся в
перестраивании частей и отношений, идет особенно усиленно, нарастая с каждым возрастом, и
вся сущность этого физического развития заключается в перестраивании отношений между
системами на каждой новой возрастной ступени. На развернутом курсе возрастной педологии
можно будет показать, что ребенок раннего возраста дышит не так, как ребенок более старшего
возраста. Не только в том смысле, что дыхание больше или меньше, чем у ребенка старшего
возраста, но в том смысле, что другая система, иное органическое устройство легких и сам
процесс дыхания, имеющий здесь место. То же в отношении костной системы, мускульной
системы и т.д. Сам по себе рост не теряет при этом своего значения. Во всех областях развития
выступает рост - и в физическом развитии, и в психологическом развитии. Именно поэтому оно
есть развитие. Изменения движутся в определенном направлении, в направлении повышенного
роста, но рост является не первичным, из которого надо объяснить все развитие, а рост является
сам результатом и является тем повышением функций, которое возникает в результате новой и
более высокой организации того целого, которое развивается.
And I wish to conclude with this thought, which I recently heard from one of the the most authoritative
researchers in the department of the morphological development of the child, an idea which he came to in
his field just as we have come to this idea in our own field. He says that we first saw growth in teh basic
phenomenon in physical development, and so we believe that the most energetic physical development
takes place at an early age, in the very first months, in the first years of life, and then the energy of growth
decreases. He points out that in the early months of life, in the early years of life, at the beginning,
development mainly occurs as an increase in mass, i.e. development in itself proceeds extremely nonintensively. Development, which consists in reconstructing parts and relations, goes particularly intensive,
growing with each age, and the whole essence of the physical development consists in restructuring
relations bewteen systems at each new age stage. In the extended course, the ages of pedology, our aim
will be to show that the young child does not draw his breath in the same way that the older child does.
This is not simply in the sense that his breath is more or less than that of an older child, but in the sense
that a different system, a different organic mechanism of lungs and a different process of respoiration
takes place here. The same is true in relation to the skeletal system, the muscular system, etc. Growth
does not in itself lose its signficance at the same time. In all areas of development, growth is taking
place—both in physical development and in psychological development. That is how there is
development. Changes move in a definite direction, in the direction of increased growth, but growth is not
primary, not that which is necessary to explain the whole of development, but growth itself arises in the
increase in functioning that occurs as the result of the new and more effective organization of the whole
which is developing.
7-45] Так что рост есть не первопричина, а в известном смысле результат, как бы выражение
процессов развития.
So that growth is not the primordial cause but in a certain sense the result, like an expression of the
processes of development.