Дополнение1 Французская политическая академия Начиная с конца XV в., когда король Карл VIII отправился завоевывать Неаполитанское королевство, французская внешняя политика никогда не оставалась в бездействии. На протяжении последующих двухсот лет активность ее все время нарастала: Франция устанавливала постоянные связи с новыми и новыми государствами (Оттоманская империя, Дания, Швеция, Польша, Московия и т. д.), круг ее собственных внешнеполитических интересов также беспрерывно расширялся (флот, колонии, торговля). Однако доминировали во французской внешней политике XVI—XVIII в. проблемы войны и мира. Вопреки распространенному мнению, что «когда говорят пушки, дипломаты умолкают», дипломатическая деятельность (которую в те времена именовали просто «переговорами») не прекращалась даже в разгар сражений: в Европе тех времен никогда не забывали, что цель войны — заключение мира, и дипломатам нужно заранее готовить почву для международного конгресса и подписания выгодного для их страны мирного договора2. Когда же наступал мир (который нередко оказывался лишь кратким перемирием перед новой, еще более ожесточенной войной), дипломаты опять не сидели сложа руки: они старались оценить сложившийся после войны расклад сил в Европе, заключить новые оборонительные или наступательные союзы, следили, как то или иное государство справляется с последствиями войны и что намерено предпринять в ближайшем будущем (бросить силы на экономическое развитие или готовиться к новой войне). Следует отметить существенное изменение в положении самой Франции, произошедшее в XVII в. и отразившееся на внешней политике и ее главном инструменте — дипломатии. Если при Людовике XIII и кардинале Ришельё французские дипломаты представляли страну, обороняющуюся от сыпавшихся на нее со всех сторон ударов могущественного Австрийского дома (династии Габсбургов, правившей в Испании и Священной Римской империи, державшей под своим контролем Южные Нидерланды, обширные земли в Италии, юг Европы и владевшей огромными колониями в Америке), страну, которой грозило исчезновение с карты Европы, то при Людовике XIV победившая Австрийский дом Франция сама превратилась в агрессора, жаждавшего покорить то Фландрию (а через нее добраться и до Соединенных провинций — независимого государства, объединявшего семь северных голландских провинций), то восточные области Германии, то северную часть Испании. Вот почему, когда говорят о министрах Людовика XIV, в первую очередь вспоминают министров по военным и финансовым делам: Кольбера, Ле Телье, Лувуа, Шамийяра — они занимались военным и материальным обеспечением армии, главного орудия Короля-Солнца, стремившегося к завоеваниям. Государственные секретари по иностранным делам (так именовали в те времена министров иностранных дел) редко удостаиваются внимания даже историков, не говоря уже о широкой публике. А между тем все четыре государственных секретаря, занимавших этот пост в царствование Людовика XIV (после того как тот после смерти кардинала Мазарини начал править самостоятельно), безусловно, заслуживают внимания: Юг де Лионн; Симон Арно, маркиз де Помпонн; Шарль Кольбер, маркиз де Круасси; Жан-Батист Кольбер, маркиз де Торси. Именно на деятельность последнего нам хотелось бы обратить внимание, в частности, на его проект организации французской политической академии, призванной в ответ на возникшие у государства потребности обеспечить внешнеполитическое ведомство страны первоклассными кадрами. Деятельность самого Торси на дипломатическом поприще началась довольно рано. Племянник великого Кольбера с ранних лет воспитывался своим отцом, маркизом де Круасси, таким образом, чтобы впоследствии заменить его на посту государственного секретаря по иностранным делам, который тот занимал с 1678 вплоть до своей кончины в 1696 г. В те времена во Франции не 1 Материал для Дополнения взят главным образом из статьи английского ученого Мориса Кинз-Сопера, специалиста по теории дипломатии, автора целого ряда трудов по этой проблематике, с которым нам довелось вести переписку. См.: KeensSoper H.M.A. The French Political Academy, 1712: A School for Ambassadors // F. de Callières. The Art of Diplomacy / Ed. H.M.A. Keens-Soper, K.W. Schweizer. Lanham (N.Y.); L.: UPA, 1994. Appendix I. P. 189—215. 2 Кстати, идею о том, что переговоры следует проводить непрерывно, как в мирное время, так и в период войны, высказывали, в частности, кардинал Ришельё и Франсуа де Кальер, обладавший немалым опытом ведения переговоров в Голландии советник маркиза де Торси по иностранным делам. См., в частности: Кальер Ф. де. О способах ведения переговоров с государями. М.: Гендальф, 2000. С. 34—35. 2 существовало никаких учебных заведений для подготовки будущих дипломатов, поэтому воспитание будущий министр получал домашнее. Он изучал иностранные языки (испанский, итальянский, немецкий), депеши кардинала д’Осса и президента Жаннена, «Мемуары» и «Политическое завещание» кардинала Ришельё, различные донесения и меморандумы, подготовленные Лионном. С 17 лет Торси стал ездить по Европе вместе с отцом, посетил ряд европейских государств, включая Империю и папский двор. В 1689 г. 24-летний Торси с дозволения короля стал официальным преемником Круасси, а в 1696 г., после смерти отца, начал самостоятельно руководить ведомством под неофициальным началом своего тестя, маркиза де Помпонна, занимавшего этот пост в 1672— 1679 гг.3 Как уже говорилось, в промежутки между одной войной и другой французские дипломаты не оставались в праздности. Вот и тогда, в 1697 г., после заключения Рисвикского мира, завершившего Войну Аугсбургской Лиги (1686—1697 гг.), до начала Войны за испанское наследство (1701—1714 гг.), Франция вела интенсивную работу по подготовке договоров о разделе испанского наследства (после кончины бездетного короля Испании Карла II), а ее противники сколачивали великий альянс для противостояния французскому доминированию в Европе — что стало для них особенно актуально после того как Людовик XIV принял завещание Карла II, назвавшего своим преемником Филиппа, герцога Анжуйского, внука Короля-Солнца, и возникла угроза франко-испанской унии, которая многократно усилила бы Францию в военном, экономическом и политическом отношении. Когда же началась разрушительная война, заставившая сильно померкнуть былой ослепительный блеск французского монарха, дипломатия под руководством Торси неоднократно предпринимала усилия, чтобы завершить всеевропейскую схватку с минимальными потерями для страны. В 1709 г. Торси пошел на весьма необычный шаг: лично отправился в Голландию, чтобы узнать от главных представителей враждебного Франции альянса — великого пенсионария (первого министра) Голландии Гейнзиуса, герцога Мальборо и принца Евгения Савойского — в чем состоят их требования. Во время той поездки и позднее, когда на протяжении 15 месяцев шли переговоры, в результате которых в апреле 1713 г. был подписан Утрехтский мир, Торси четко осознал главные недостатки французской дипломатии: недостаточно хорошая подготовка официальных представителей и отсутствие ответственного единоначалия во внешней политике в целом. Голландцы, в частности, жаловались, что порой в Нидерландах одновременно вели переговоры несколько французских эмиссаров — с непонятным статусом, иной раз не блиставшие талантами, да еще и действовавшие наперекор друг другу, так как подчинялись разным министрам (в частности, военному министру Шамийяру). Таким образом, потребность в подготовке дипломатических кадров, в создании школы политических наук (политической академии) возникла из самой жизни, а не стала результатом умозрительных размышлений. Чтобы поддерживать контакты со все возрастающим числом партнеров за границей, а также планировать и координировать разнообразные направления внешнеполитической деятельности, Франции требовались, во-первых, работающие за рубежом основательно подготовленные и воспитанные в преданности королю дипломаты (послы, посланники, министры-резиденты, агенты и прочие официальные представители) — для сбора сведений о разных странах и ведения переговоров как в различных столицах, так и на международных конгрессах, а вовторых, административный аппарат — чиновники, направляющие дипломатам инструкции от имени короля, обеспечивающие согласованность их действий, а также единство всей внешней политики. Возглавлять ведомство иностранных дел и отвечать за весь круг вопросов, входящих в компетенцию этого ведомства, должен государственный секретарь по иностранным делам, и только он один. Помимо кадрового вопроса, перед Торси встала и проблема организации постоянного хранилища (dépôt) для огромного количества официальных документов, выходящих из стен внешнеполитического ведомства, — с тем чтобы король, государственный секретарь по иностранным делам и другие лица, ответственные за внешнюю политику, получили мгновенный доступ к любым архивным материалам, будь то справка о каком-то государстве, событии, человеке, дипломатические документы прежних лет и т. п. Ко времени создания хранилища иностранных дел королевская власть уже предпринимала действия, направленные на то, чтобы внушить всем министрам и дипломатам: документы, относящиеся к их деятельности, являются собственностью государства. Так, после смерти Юга де Лионна Людовик XIV приказал Кольберу опечатать все официальные бумаги покойного королевской печатью — в противном случае их присвоили бы себе наследники. Отец Торси, маркиз де Круасси, поручил одному заядлому библиофилу по имени Никола Клеман (1647— 3 После кончины Помпонна в 1699 г. Торси стал единоличным государственным секретарем и уже сам принимал все решения. 3 1712)4, восемнадцать лет проработавшему в библиотеке короля, заняться сортировкой и переплетением томов дипломатических документов, находившихся на хранении в ведомстве государственного секретаря по иностранным делам с 1660 г. Торси продолжил эту работу: в 1705 г. получил разрешение короля на покупку бумаг Ришельё, унаследованных племянницей кардинала, а в 1710 г., несмотря на возражения со стороны сокровищницы грамот (Trésor des Chartes), — позволение организовать хранилище иностранных дел5. Конечно, оно могло быть создано и ранее, если бы не одолевавшие Францию в то время финансовые проблемы: к тому моменту Война за испанское наследство шла уже девять лет, и все средства направлялись на военные нужды. Решили, что бумаги, относящиеся к событиям до 1697 г., будут храниться в Лувре, а вся свежая документация — в Версале, в целях облегчить доступ к ней заинтересованных лиц. Первым хранителем вновь созданного архива, призванным заниматься классификацией богатейшего собрания документов и наведения порядка в реестрах, стал Жан-Ив де Сен-Пре (1640—1720), доверенное лицо Торси, с 1682 г. работавший у его отца. Жалованье ему определили в размере 4 тыс. ливров в год6. Он же в качестве директора возглавил политическую академию. Это произошло не случайно и не потому, что у Торси не хватало достойных людей. Дело в том, что в его представлении архив и дипломатическая академия составляли неразрывное единство в рамках концепции, призванной улучшить эффективность французской дипломатии. Кроме того, слушатели академии должны были, среди прочих занятий, помогать в разборе документов, хранившихся в Лувре. В количественном отношении обе меры, предпринятые маркизом де Торси, увенчались несомненным успехом. Если в 1661 г. французское иностранное ведомство состояло из государственного секретаря по иностранным делам и нескольких помогавших ему секретарей, то к 1713 г. число сотрудников этого ведомства возросло настолько, что для перевозки самого Торси со всеми подчиненными ему секретарями, чиновниками, руководителями отделов, переводчиками, архивариусами, шифровальщиками и т. п., потребовалось бы ни много ни мало двадцать карет. Естественно, расширились и архивы. К 1715 г., когда маркиз после смерти Людовика XIV ушел в отставку с должности государственного секретаря по иностранным делам, в архивах у Сен-Пре находилось около 2 тыс. томов документов. Настало время бросить взгляд на то, каким образом Торси со своими единомышленниками старались качественно улучшить кадровый состав ведомства и хранилище документов. Прежде всего надо сказать несколько слов о тех, кто помогал Торси в разработке и осуществлении планов обучения молодых людей искусству переговоров. Имена этих сотрудников министра стали известны благодаря французскому историку Арману Баше, который в 1875 г. опубликовал «Историю архивов иностранных дел»7. Во-первых, это был уже упоминавшийся Сен-Пре, «подлинный историограф государственного секретаря по иностранным делам, чрезвычайно подкованный в публичном праве», пишет о нем Баше. В еще более тесных отношениях с Торси находился аббат Жоашен Легран (1659—1733), монах-ораторианец, обладавший опытом работы с церковными и дипломатическими документами. Легран был секретарем аббата д’Эстре, французского посла в Португалии, проводил исследования в Бургундии и Дофинэ, посещал в Испанию, а в 1705 г. Торси определил его в иностранное ведомство, где тот служил вместе со своим патроном десять лет до наступления периода Регентства. Легран отличался скромностью и преданностью историческим изысканиям. Баше передает его высказывание: «Мне хорошо только с моими книгами». А третий советник Торси по историческим вопросам, Пьер де Клерамбо (1651—1740), королевский библиотекарь, занимавшийся вопросами генеалогии в Ордене Св. Духа, пишет о Легране, что с 1705 г. и на протяжении десяти лет не было ни одного важного вопроса внешней политики, по которому тот не высказал бы своего мнения в виде докладной записки. У Клерамбо, занимавшегося подбором материалов для обучения сына и внука Людовика XIV — Великого Дофина и герцога Бургундского — сложилась целая коллекцию 4 Интересно, что созданная Н. Клеманом оригинальная система индексации и каталогизации книг, находящихся на хранении в Королевской (затем Национальной) библиотеке в Париже, действовала на протяжении 300 лет. От нее отказались только в самом конце XX в., с пришествием в библиотечное дело новых технологий. См.: Clément N. Idée d’une nouvelle manière de dresser le catalogue d’une bibliothèque. P., vers 1697. 5 Следует отметить, что создание архива внешнеполитического ведомства не было изолированным мероприятием: одновременно были организованы архивы военного и морского ведомств, ведомства по делам колоний и галерного флота. 6 Порядка 66,7 тыс. нынешних евро. 7 См.: Baschet A. Histoire du Dépôt des Archives des Affaires Étrangères. P., 1875. 4 примечательных исторических документов, часть которой была сожжена в 1792 г., а то, что осталось, хранится теперь в Национальной библиотеке в Париже8. Благодаря этим бумагам имя Клерамбо известно больше, чем имена двух других сотрудников маркиза де Торси, занимавшихся организацией политической академии и архива. 9 марта 1710 г. маркиз де Данжо записал в своем знаменитом «Дневнике», что за несколько месяцев до того король согласился удовлетворить просьбу Торси о выделении в Лувре помещения для академии и что работа по ее организации началась. Конечно, архив было создать значительно проще, нежели «питомник государственных деятелей», вот почему между сообщением Данжо и временем, когда начали поступать сведения о начале работы нового учебного заведения, прошло ни много ни мало два года. В этот период закладывалась концепция академии. Сохранившиеся в бумагах Клерамбо документы проливают некоторый свет на ряд вопросов: на каких принципах предполагалось построить академию, чему планировалось обучать слушателей, какая взаимосвязь мыслилась между академией и архивом. Из соответствующих документов первым по важности следует назвать «Меморандум» («Mémoire»), не содержащий ни даты, ни имени автора. В нем приводятся доводы о практической потребности в организации единого государственного хранилища, где в строгом порядке и следуя определенной классификации содержались бы все документы, которые могли понадобиться государственному секретарю по иностранным делам, пожелай он получить справку об истории того или иного вопроса: в эпоху, когда внешняя политика строилась во многом на династических началах, огромное количество проблем возникало в области землевладения (приобретений посредством заключения брака, купли-продажи, уступки, наследования), где без знания всех претензий и доказательств их обоснованности было просто не обойтись. В «Меморандуме» приводится ряд примеров, когда Франция не смогла бы настаивать на своих требованиях, если бы в частных собраниях не нашлись соответствующие материальные подтверждения. Далее, архив, по мнению автора «Меморандума», был призван служить и еще одной важной цели: убеждать подданных короля в необходимости тех или иных внешнеполитических действий, в частности, объявления войны, ведь даже справедливая и необходимая война влечет за собой горе и лишения. На наш взгляд, здесь особый интерес представляет не намек на то, что архивы могут, кроме всего прочего, играть роль министерства пропаганды, а мысль о необходимости формировании общественного мнения: для Франции времен Людовика XIV, когда в стране действовал жесткий полицейский режим, всякие проявления религиозного и политического инакомыслия немедленно пресекались, а до мнения общества не было дела ни королю, ни его министрам, это поистине революционное предложение, пусть и сделанное в крайне осторожной форме. Впрочем, автор «Меморандума» не стал на нем останавливаться. Не обошлось в документе без анализа проблем внешней политики, положения европейских династий. Автор отмечает, что в условиях, когда в Европе наличествуют примерно одинаковые государственные образования, подверженные неизбежным превратностям в династическом плане, государства, а вместе с ними и дипломаты существуют в обстановке постоянной неопределенности9, непрерывно встают перед проблемами, от которых нельзя застраховаться. Однако это отнюдь не значит, что государства обречены вечно блуждать в потемках и всякий раз, сталкиваясь с новыми задачами, становиться в тупик, будто встретили нечто ранее невиданное. Изучая сходные ситуации, возникавшие в прошлом, анализируя свое тогдашнее поведение, государства могут если не разрешить эти проблемы, то хотя бы предусмотреть (а потом и сгладить) их последствия, заранее подготовиться к неприятностям, ведь, как гласит старая поговорка, предупрежден — значит вооружен. Эта функция архивов должна была стать основной. Автор «Меморандума» приводит гипотетический пример. Предположим, пишет он, династия австрийских Габсбургов вымерла. В этом случае курфюрст Баварский, союзник Франции, неизбежно выдвинул бы претензии на Богемию (Чехию), да и король Франции не остался в стороне и тоже заявил бы о своих притязаниях на те земли. Королю пришлось бы столкнуться с трудным выбором: отстаивать свои требования или отказаться от них в пользу курфюрста Баварского, однако в любом случае, пишет этот анонимный 8 См.: Mélanges Clairambault. Bibliothèque Nationale. 519. Идея о том, что все в мире и жизни человеческой крайне нестабильно, встречается у множества древних, в особенности римских авторов. Если говорить о временах более близких ко времени создания французской политической академии, то наиболее красноречив пример аббата Мабли. Эпиграфом к своей впервые вышедшей в 1737 г. книге «Принципы переговоров» (иногда это заглавие переводят как «Принципы дипломатии») он поставил цитату из Вергилия: «[эта книга повествует о том,] сколь дела людские непрочны» (Энеида. X. 152. Пер. С. Ошерова). 9 5 политический философ, «всегда полезно о них знать». Конечно, подобные доводы в пользу создания архива дипломатических документов не могли пройти мимо Торси, который присутствовал на достопамятном заседании Королевского совета в ноябре 1700 г., когда обсуждалось, следует ли королю принять завещание испанского короля Карла II, то есть согласиться на наследование его престола герцогом Филиппом Анжуйским (и с большой долей вероятности противопоставить себя практически всей остальной Европе, что не могло не привести к войне) или придерживаться второго тайного договора о будущем разделе испанского наследства. Высказав аргументы в пользу организации хранилища документов, автор «Меморандума» переходит к планам подготовки кадров для него. Предполагалось, что будет создан штат из 5-6 стажеров, называемых «кабинет-секретарями» («Messieurs du Cabinet»), призванных работать под руководством начальника, подчиненного непосредственно Торси. В «Меморандуме» подробно расписана методика работы кабинет-секретарей. В их задачи должен был входить в первую очередь сбор всех донесений, всех отчетов о переговорах, всех договоров за последние 200 лет, их упорядочивание по странам и годам. Каждый должен был составить краткий обзор переговоров порученной ему тематики, «прав и взаимных притязаний каждой страны в отношении своих соседей», подписанных в связи с этим договоров (обращая особое внимание на роль Франции в их заключении), а также дипломатического церемониала и протокола. Помимо работы над инвентаризацией, классификацией и обобщением документов, кабинет-секретарям предстояло готовить бумаги «обо всех делах, которые возникнут в отношении прав Короля», и кроме того о ссорах между другими государствами, так как они, в силу взаимозависимости всех европейских держав, могли отразиться и на судьбе Франции. Еще один вид работы, которой должны были заняться кабинет-секретари, — это подготовка «более полного и более точного сборника мирных договоров», сопровождаемого комментариями, призванными отражать связи между различными положениями прежних и новых договоров. Это ценное свидетельство из официальных источников о потребности в подобных сборниках, которые тогда только начали появляться10. Затем в «Меморандуме» упоминаются два сочинения голландского дипломата Авраама де Викфора: «Воспоминания о послах и официальных представителях» и «Посол и его функции»11. В этих трудах, написанных на французском языке и носящих поистине энциклопедический характер, на бесчисленном множестве исторических примеров, охватывающих широчайший пласт европейской истории с XII по середину XVII в., проиллюстрированы все основные положения тогдашней теории дипломатии. Оба эти сочинения, фактически представляющие собой учебные пособия по дипломатии, предполагалось «переделать», видимо, с учетом новых данных и случаев из дипломатической практики. Наконец, кабинет-секретарям планировалось поручить сбор всех необходимых материалов «по формированию своего рода корпуса публичного права». Конечно, в этих предложениях не содержалось ничего особо нового: назидательные руководства для дипломатов появлялись, начиная с XV в., а работа по обобщению договорной практики и систематизации международного права велась и раньше (правда, в первые десятилетия XVIII в. она значительно активизировалась). Интерес представляет то обстоятельство, что все эти виды деятельности упоминаются не изолированно, а в связи с проектом создания хранилища документов, то есть кабинет-секретари должны были заниматься делами, более непосредственным образом связанными с их собственной дипломатической карьерой, а не только наводить порядок в архиве и поставлять информацию государственному секретарю по иностранным делам и его заместителю. В момент составления «Меморандума» еще не было определено, где разместится хранилище иностранных дел. В целях экономии и в качестве временной меры думали найти помещение в Королевской библиотеке, где в то время проводились заседания Академии наук. Вообще, как уже говорилось выше, вопрос о нехватке финансового обеспечения беспрерывно вставал при реализации проекта создания хранилища; главным образом решалось, быть ли при нем учебной структуре для подготовки будущих дипломатов. В «Меморандуме» содержится предложение изыскать средства на 10 Самым известным стал 8-томный «Универсальный дипломатический корпус права народов» Дюмона, исправленный и дополненный Жаном Руссе де Мисси. См.: Corps universel diplomatique du droit des gens: En 8 vol. La Haye, 1726—1731. 11 См.: Wiquefort A. de. Mémoires touchant les Ambassadeurs et es Ministres publics. Cologne: Pierre du Marteau [La Haye: Jean et Daniel Steucker], 1676; Idem. L’Ambassadeur et ses Fonctions: En 2 vol. Cologne: Pierre Marteau [La Haye], 1689—1690. Мы приводим выходные данные лишь первых изданий этих книг, однако следует отметить, что они неоднократно переиздавались в XVII—XVIII вв., а сочинение «Посол и его функции» переводилось, кроме того, на иностранные языки. 6 эти нужды в бюджете Академии надписей и медалей. В том случае если бы отдел кабинет-секретарей организовать не удалось, штат хранилища можно было бы ограничить двумя переписчиками, которые завершили бы всю работу за 7-8 лет. В конце концов помещение было найдено, равно как и средства для выплаты пособия шести слушателям в размере 1 тыс. ливров в год12, жалованья директору (2 тыс. ливров)13 и секретарю. В целом же можно сказать, что политическая академия довольствовалась малым и никогда не имела того блеска, каким отличались иные государственные учреждения тогдашней Франции. Первых слушателей академии отобрали к 1711 г., а ее работа под руководством Сен-Пре началась в марте 1712 г. в Лувре. Поскольку устав академии, по-видимому, не сохранился, самым ценным документальным свидетельством об идеях, положенных в основу программы обучения до того как начались сами занятия, является «Проект учебных занятий» («Projet d’Estudes»), составленный в 1711 г. Как и прочие документы, относящиеся к истории создания французской политической академии, «Проект...» еще ждет полной научной публикации и подробного комментария. Сам документ не имеет подписи, и вопреки тому, что утверждает А. Баше, написан вовсе не рукой Торси, хотя наверняка отражает именно его идеи. В «Проекте...» справедливо замечено, что из всех областей государственной деятельности иностранными делами пренебрегали чаще других: «Можно смело сказать даже, что это пренебрежение достигло такого размаха, что казалось, будто мы вновь впали в варварское состояние, характерное для первых веков существования нашей монархии». Между тем с той поры мир радикальным образом изменился; с каждым днем он становится все тоньше и уделяет все больше внимания своим интересам, вследствие чего роль иностранных дел в общем круге государственных забот значительно возрастает. Этим и объясняется потребность в обучении основам дипломатии молодых людей, пригодных к данному виду деятельности по способностям и свойствам характера. Автор «Проекта...» сознает, что, перечисляя качества, необходимые кандидатам в слушатели академии, он может увлечься и сильно завысить требования, так что для его идеального типа просто не найдется соответствий в жизни, но тем не менее следует авторам классических наставлений по воспитанию «порядочного человека»14 и «идеального посла», давая перечень обязательных для будущего дипломата добродетелей: рассудительность, основательность, подвижность ума, твердость, проницательность, честность, благородные и возвышенные помыслы и т. п. Впрочем, какими бы высокими нравственными качествами ни обладали молодые слушатели академии, коим предстояло в будущем служить интересам короля в качестве его представителей в зарубежных странах, академии был нужен руководитель, призванный направлять занятия, а также, в частности, излечить своих воспитанников от распространенного у французов недостатка — стремления порицать образ жизни во всех других странах, если он отличается от французского. Высказывалось в «Проекте...» и другое жизненно важное для дипломатии соображение морального свойства. Всякий должен создать себе репутацию человека правдивого и надежного («un homme vrai et sure»), с тем чтобы лица, имеющие с ним дело, убедились, что такой человек неспособен на обман и не пойдет на разглашение сведений, сообщенных ему под секретом. Однако для того, чтобы войти в доверие к людям, недостаточно быть правдивым и надежным — нужно еще воспитывать в себе предупредительность, приятность манер, а особенно умение своевременно сказать нужное слово и молчать, когда требуется. Самой собой разумеется, во внешнем облике дипломата не должно быть ничего шокирующего или отталкивающего. Учебная программа политической академии включала в себя публичное право, современную дипломатическую история и иностранные языки. Среди правоведов, на чьи труды следовало обратить особенно внимание, назывались голландец Гуго Гроций («О праве войны и мира» в 3 кн.) и немец Самуил Пуфендорф («О естественном праве и праве народов» в 8 кн.). Любопытно отметить, что в качестве авторитета, рекомендовавшего чтение этих авторов и в целом изучение истории и международного права, в «Проекте...» назван английский философ-либерал Джон Локк, чьи «Некоторые мысли касательно образования» были впервые опубликованы на французском языке как раз в 1711 г., когда составлялся 12 Примерно 16,7 тыс. евро. Около 33,4 тыс. евро. 14 «Порядочность» (honnêteté) — одно из ключевых понятий этики XVII в. «Порядочным человеком» (honnête homme) мог тогда безоговорочно именоваться дворянин; к лицам более низкого происхождения это определение относили в порядке комплимента. 13 7 и «Проект...». Было бы желательно, говорится в «Проекте...», чтобы какой-нибудь преподаватель из Парижа или другого города прочитал слушателям академии курс публичного права15. Поскольку автор «Проекта...» прекрасно осознавал, что в изучении и преподавании публичного права во Франции имеются существенные пробелы, их следовало, по его мнению, восполнить знаниями в других областях — «современной истории мирных договоров» и иностранных языков. Историю планировалось изучать, начиная с царствования Людовика XII (1498—1515 гг.). Приводятся две причины, почему берется такая точка отсчета: во-первых, именно при это короле Франция стала содержать постоянные посольства при иностранных дворах; во-вторых, в те времена началось усиление могущества Австрийского дома — главного соперника французского королевства в борьбе за гегемонию в Европе. В программу обучения слушателей академии должно было входить чтение только серьезных историков: де Ту, Гвиччардини, Бэкона, Бернета, Кэмпдена, Хайда и др. В целом это должен был быть курс европейской истории с точки зрения французских интересов. В рамках его, пишет А. Баше, следовало рассказать слушателям «о договорах, которые Франция заключила не только со своими соседями, но и с более отдаленными государствами, о договорах, где она выступила посредником или третейским судьей, о выданных ею гарантиях соблюдения договоров, о причинах, заставивших ее принять участие в делах, в которых она заинтересована, будь то на Севере или в Италии». Неудивительно, что автор «Проекта...» признает: найти преподавателя для такого курса чрезвычайно трудно. По правде говоря, интересно также узнать, легко ли было набрать студентов, способных выдержать такой сложный курс и овладеть столь огромным материалом. Надо сказать, что в «Проекте...», написанном задолго до Вольтера, стремившегося в «Веке Людовика XIV» изучать «ум человеческий» (l’esprit des hommes), высказана одна новая для того времени мысль: историография не сводится к банальному изложению великих событий в хронологическом порядке. Следует, говорится в «Проекте...», «не столько пересказывать факты и описывать сражения, сколько отыскивать источнику и причину событий и войн, сотрясавших Европу на протяжении последнего столетия». Здесь вновь поднимается тема поиска документов и говорится о том, что кабинет-секретари должны участвовать в подготовке исчерпывающего отчета обо всех относящихся к дипломатии материалах (инструкциях, депешах, договорах, меморандумах), находящихся в самых разных местах, в том числе у частных лиц в Париже и других городах, — ведь «в практических делах приходится работать лишь с бумагами, лежащими на столе», и в случае отсутствия каких-нибудь важных документов есть риск получить искаженную картину прошлых событий. Впрочем, такая деятельность, далекая от собственно дипломатии (несмотря на изначальную тесную взаимосвязь академии с архивом), вполне могла вызвать критику со стороны Торси, который однажды написал одному разочаровавшемуся в жизни дипломату: «Философия — прибежище частных лиц, но беда для дел государственных». Да и сами создатели академии в «Замечаниях о работе и регламенте, подготовленном для работы Луврского кабинета» («Observations sur le Travail et les Règlements faits pour travailler au Cabinet du Louvre»), составленных буквально накануне открытия, задумывались о том, не слишком ли много в ее учебных планах ненужного школьного или академического материала. Что касается иностранных языков, то программа была написана с учетом того факта, что латинский язык к началу XVIII в. значительно утратил свои позиции как универсальный язык дипломатии, хотя и французский в то время еще не утвердился как lingua franca в международных отношениях. Слушатели академии должны были изучать немецкий, итальянский и испанский языки, причем уметь грамотно и говорить, и писать на них. О латыни не забывали, хотя скорее она просто считалась чем-то само собой разумеющимся. Слушателей побуждали все время («sans cesse») читать «Письма» Цицерона — как образец красноречия, но в целом нет сомнения, что в знаменитом споре 15 В «Проекте...» отмечается, что объемистый классический труд Г. Гроция, «первое систематизированное изложение этой науки [международного права]», впервые изданный в 1625 г., не пользовался интересом во Франции, тогда как в Англии, Германии и тем более Голландии это сочинение издавалось десятки раз как в оригинале, так и в переводах. Во Франции же на тот момент существовал единственный скверный по качеству перевод, выполненный неким Антуаном Куртеном и напечатанный в 1687 г. в Париже, а затем в 1688 и 1703 г. в Голландии. Лишь в 1724 г. появился французский перевод высокого качества, сделанный протестантским правоведом Жаном Барбейраком, работавшим в Лозанне, а затем в Гронингене. Из анализа заметок, сделанных на полях «Проекта...» (там говорится, что Барбейраку было определено вознаграждение за перевод сочинения Гроция), можно сделать вывод (не подкрепленный, впрочем, никакими другими доказательствами), что Барбейрак, весьма возможно, занялся переводом Гроция по настоянию Торси и именно для французской политической академии. Кстати, единственный русский перевод труда Гроция, выполненный А.Л. Саккетти (1-е изд. — 1956, репр. — 1994), неполон, далек от совершенства, а в ряде мест попросту неверен. 8 «древних и новых»16 симпатии автора «Проекта...» лежат на стороне одержавших сокрушительную победу «новых», явившихся предшественниками философов Просвещения. После того как академия открылась, и директор начал изучать личность своих слушателей, им поручили копировать каталоги, затрачивая на это три-четыре часа в день, а остальное время они должны были посвящать изучению языков и чтению исторических трудов. На втором этапе слушателям давали задание делать извлечения из меморандумов, читать отчеты о переговорах и кратко излагать их, и лишь когда пригодность того или иного кандидата в дипломаты к профессии была подтверждена, когда он доказал на практике, что обладает «ловкостью, благоразумием, проницательностью и особенно преданностью» («la souplesse, la prudence, la pénétration et surtout la fidelité»), ему могли доверить работу над более важными документами. В «Проекте...» описано лишь общее направление обучения, поэтому конкретную учебную программу еще нужно было сформировать. Торси и его сотрудники часто прибегали к такому способу работы: они составляли предварительные предложения по какому-нибудь вопросу и раздавали их среди своих работников с просьбой сделать замечания. По всей вероятности, то же самое происходило и после того как идея тесно связать политическую академию с архивом иностранных дел получила королевское одобрение, бюджет, помещение и персонал. В процессе обмена идеями постепенно выработалась учебная программа академии, причем, по-видимому, всякий раз Сен-Пре вносил в предложения со стороны свои поправки. Один из документов излагает программу учебного курса более подробно, чем «Проект...». Составлен этот документ был в один из месяцев, непосредственно предшествовавших открытию академии в апреле 1712 г. Называется он «Проект занятий членов политической академии» («Projet des exercises des membres de l’Académie de politique»), и далеко не все из содержащихся в нем предложений были воплощены на практике. Согласно «Проекту занятий...», директор и шесть слушателей должны были встречаться трижды в неделю, по понедельникам, средам и пятницам, утром (с 9 до 12) и после обеда (с 14.30 до 17.30). В те дни, когда не проходило встреч в Лувре, слушателям предстояло работать дома над предоставленными им книгами. За исключением двух недель на Пасху и двухмесячного осеннего отпуска, никаких других каникул для молодых людей, которым должны были выплачивать 1 тыс. ливров в год, не планировалось. Овладение иностранными языками в «Проекте занятий...» считается само собой разумеющимся, а вот программа по истории и публичному праву изложена довольно подробно, причем упор делается на историю. Вся Европа поделена на пять регионов, на каждый из которых назначается ответственный слушатель: 1) Великобритания, Швеция, Дания, Московия; 2) Франция (внутренние дела), Испанские Нидерланды, Соединенные провинции, Лотарингия, Швейцария; 3) Германия и Венгрия; 4) Польша, Испания, Португалия; 5) Италия, Оттоманская империя. Слушателям предстояло работать с реестрами канцелярии государственного секретаря (registres de la secrétarie d’Estat), изучая корреспонденцию, относящуюся к их группе стран, составляя перечень донесений, краткое описание важнейших событий и обращая особое внимание на любой материал, в котором выявляется «форма государственного устройства и интересы соответствующего двора». В ходе этой работы следовало составить отчет о ссорах, войнах и договорах между Францией и соответствующими странами в предшествующие сто лет. Координировать эти изыскания должен был директор академии, которому полагалось составить общий список всех реестров, находящихся на хранении в Лувре, расположив их по странам и перечислив имена послов и других официальных представителей, составивших донесения, указав даты составления депеш и приведя их краткое содержание. Следует отметить, что в «Проекте занятий...» не проводится попытки четко разграничить внутренние дела и внешнюю политику; более того, отмечается их тесная взаимосвязь. Шестому студенту предстояло заниматься всем спектром вопросов, относящихся к публичному праву: правами послов и посланников, дипломатическим церемониалом иностранных дворов, договорами о перемирии, мире, торговле и союзах. Кроме того, этому же студенту нужно было изучить «основные принципы правильной политики» («les principales maximes de la bonne politique»), для чего, в частности, он мог руководствоваться «Государем» Макиавелли, обязательно проводя при этом различие между хорошим и дурным в его советах. К Гроцию, которого планировалось изучать в латинском оригинале и французском переводе с обстоятельными 16 Суть спора, если говорить просто, сводится к следующему: надо ли образованному человеку второй половины XVII — середины XVIII в. изучать культурное наследие древности (а стало быть, и древние языки) или в принципе можно без него обойтись, ограничившись знакомством с «новыми» авторами. В этом споре приняли участие многие известные писатели того времени. 9 комментариями, был добавлен Пуфендорф, причем изучать их следовало в сравнении: чтó по тому или иному вопросу говорит один и чтó другой. Рекомендован вновь для изучения дипломатии и Викфор. Выше уже упоминался любопытный документ под названием «Замечания о работе и регламенте...», подготовленный кем-то из трех сотрудников Торси, причастных к созданию хранилища и академии. Это яркая по стилю и обоснованная оценка планов организации политической академии. По сути «Замечания...» представляют собой постатейный комментарий утраченного устава этого заведения. В «Замечаниях...» еще раз подчеркивается важность отобрать для обучения подходящих слушателей, и доводы приводятся те же, что уже встречались в «Проекте...»: «Правдивость и порядочность — основа основ для государственного мужа, без чего ему не удастся завоевать ни чужого доверия, ни уважения». Ошибка при отборе кандидатов приведет к тому, что академия окажется наводнена «наемными писаками», а хуже ничего быть не может. «Нужно воспитывать министров, а не краснобаев», — говорится в «Замечаниях...». Автор предлагает две поправки в курс истории: дела папского двора следует рассматривать отдельно от политики других итальянских государств; точно так же целесообразно изучать политику Империи, с одной стороны, и решения Регенсбургского сейма, с другой. Судя по всему, в конечном итоге Европу поделили на регионы иначе, нежели предлагалось в «Проекте занятий...», да и ограничиваться одной Европой, видимо, не собирались: во всяком случае, в «Замечаниях...» упоминается о том, что дела Испании и Португалии тесно переплетены с Ост- и Вест-Индией. В тот момент, когда политическая академия должна была вот-вот открыться, автор «Замечаний...» уже задумывается о судьбе будущих слушателей и их месте в иностранном ведомстве после окончания учебы. Он старается предвидеть возможные проблемы. Может случиться так, что кто-то из слушателей, оказавшихся причастным к государственным тайнам, откажется служить за границей, поняв, что это не его призвание. Автор «Замечаний...» предлагает связывать слушателей академии двойной клятвой: хранить тайну и отправляться служить туда, куда их направят. Другой вопрос — что делать со слушателями академии, когда они возвратятся после службы за границей. Предлагается вернуть их в Лувр и вновь поручить им работу над документами. Наконец, автор «Замечаний...» высказывает мнение, что следует принимать и таких слушателей, которым не будет выплачиваться жалованье-стипендия, хотя в каком количестве, он не уточняет. Последняя идея была воплощена на практике, и с 1714 г. в течение некоторого периода краткой истории политической академии в ней обучалось 12 слушателей. Вместе с хранилищем документов политическая академия получила помещение в Лувре, в трехэтажном здании, где на первом этаже находилась Академия надписей и какие-то королевские службы, проходили регулярные заседания Французской академии (по понедельникам, четвергам и субботам) и жили кое-какие дворяне, а на втором располагалась Академия наук, а с 1712 г. Академия живописи и скульптуры. На третьем этаже, над часовней, в комнатах меньшей площади и с более низкими потолками, то есть фактически на чердаке или, выражаясь изящнее, в мансарде, и разместилось хранилище иностранных дел, а вместе с ним политическая академия. Как уже говорилось, директором академии и хранителем архива стал Жан-Ив де Сен-Пре. Торси не назначил на должность директора бывшего дипломата (типа Франсуа де Кальера, который помимо дипломатического опыта развил в себе литературные наклонности и приобрел обширные знания современной истории), но явно не прогадал, остановив свой выбор на Сен-Пре. Директор не только руководил подготовкой слушателей, направляя их учебу, но еще и постоянно приглашал их к себе для дополнительных занятий. Когда академия прекратила существование в 1721 г., одним из важнейших итогов ее работы оказался подготовленный директоров сборник договоров. Вышедшая из-под пера Сен-Пре «История договоров между различными европейскими державами, начиная с царствования Генриха IV до Нимвегенского мира»17 была напечатана уже после его кончины в Голландии. Согласно сведениям в «Биографическом словаре» Мишо, аббат Леруа, один из бывших слушателей Сен-Пре, продал копию с рукописи голландскому издателю, который выпустил труд в двух томах без имени автора, с предисловием, вероятно, написанным самим Леруа, где в высокопарных выражениях говорится о полезности такого рода сборников — то есть высказана косвенная похвала в адрес Сен-Пре. Преемник его на должности хранителя архивов Ледран доказал авторство Сен-Пре, предъявив оригиналы его произведения. 17 См.: Histoire des Traitez faits entre Diverses Puissances de l’Europe, depuis le Règne de Henri IV jusqu’à la Paix de Nimègue: En 2 vol. [La Haye?], 1725. 10 Наиболее ценный обзор недолгой истории политической академии был написан вскоре после того, как это учебное заведение закрылось, причем составлен он явно кем-то, кто был лично причастен к тому, что там происходило, либо узнал об этом из первых рук. Скорее всего «Меморандум о том, что происходило до настоящего времени на собраниях Луврского кабинета по иностранным делам» («Mémoire de ce qui s’est passé jusqu’à présent dans les assemblées du Cabinet du Louvre pour les Affaires Étrangères»), хранящийся ныне в архивах Министерства иностранных дел Франции, — дело рук одного из слушателей, который сам проходил описанные им курсы, а впоследствии получил должность в департаментах (bureaux) министерства иностранных дел. Впрочем, возможно, это работа некоего Дюпюиза, назначенного в апреле 1715 г., через три года после открытия академии, ее секретарем с ежегодным жалованьем 1 тыс. ливров; после кончины СенПре этот человек вместе с Ледраном руководил работой сильно расширившегося архива. Впрочем, автором исторического «Меморандума о том, что происходило...», мог быть и кто-нибудь другой. В первый год существования (с апреля 1712 по апрель 1713 г.) встречи в Лувре проходили значительно реже, чем предлагалось в «Проекте занятий...»: лишь в две последние пятницы каждого месяца. Студенты действительно изучали итальянский, немецкий и, как пишет автор «Меморандума о том, что происходило...», «другие языки», а также участвовали в общей работе архива, в частности помогали с инвентаризацией реестров. В курс истории, однако, Сен-Пре внес существенное изменение по сравнению с предложениями, содержавшимися в различных проектах. Вместо того чтобы начинать изучение истории с конца XV в., слушатели знакомились с переговорами в Мюнстере и Оснабрюке, приведшими к заключению Вестфальского мира 1648 г. Такая точка зрения была распространена в начале XVIII в.: считалось, что разобраться в событиях, происходящих в тогдашней Европе, может только тот, кто начал изучать историю второй половины XVII в. с договоров, ознаменовавших собой окончание Тридцатилетней войны (1618—1648 гг.). История переговоров в Вестфалии была разбита тематическим образом: 1. Отношения Франции с императором и Империей. 2. Отношения Франции с Испанией. 3. Отношения Швеции с императором. 4. Лютеранство в Германии и освещение религиозных вопросов в Вестфальских договоренностях. 5. Происхождение прав и притязание курфюрстов, а также германских и итальянских князей и их отражение в договоре. 6. Испанские Нидерланды и Соединенные провинции. 7. Испания и независимость Соединенных провинций. Первые пять тем распределялись между пятью слушателями, а шестому доставались последние две. Краткие обзоры по темам докладывались на заседаниях, куда нередко захаживал сам министр — маркиз де Торси. С апреля 1713 по осень 1714 г. в работе академии произошли любопытные изменения. В программу теперь включили публичное право, а заседания стали происходить каждую пятницу. Каждому слушателю дали по пять глав из трактата Гроция «О праве войны и мира» и поручили подготовиться к вопросам, которые должны были задавать их коллеги. Директор Сен-Пре активно помогал слушателям в этой работе, предлагая им краткие обзоры ранее обсуждавшихся глав и разъясняя те или иные моменты. Эта помощь была необходима, учитывая архаическую педантичность голландского правоведа и построенное на гипотезах рассуждение, которые вряд ли могли понравиться будущим дипломатам-практикам. Как сообщается, Торси зачастую удостаивал занятия посещением, видимо, находя в этом удовольствие. Начатое с Вестфальского мира 1648 г. изучение договоров между европейскими странами продолжалось: последовали франко-испанские отношения вплоть до Пиренейского мира 1659 г., взаимодействие Франции с Лотарингией и Св. Престолом, переговоры, приведшие к заключению договора в Бреде в 1667 г. Сен-Пре ввел в практику раздачу незавершенных работ одного слушателя всем прочим, предваряя их собственным введением, где описывал «положение соответствующего двора, а также историю событий, необходимых для понимания данного конкретного дела»18. Столь 18 Во французском Министерстве иностранных дел сохранился целый ряд очерков, подготовленных Сен-Пре. См.: Piccioni A. Les premiers commis de Croissy et Torcy. P., 1928. P. 185—186. 11 тщательное изучение недавней истории происходило параллельно с реальной практической деятельностью. Одно из писем Торси от февраля 1714 г. свидетельствует, что государственный секретарь обращался (и, возможно, не раз) к хранилищу и академии за историческими справками по текущим проблемам. Например, министр задал Сен-Пре вопрос о том, какие причины побудили Людовика XIV согласиться на то, чтобы император в одиночку, без участия германских владетельных князей, подписал Нимвегенский мир, «как если бы он обладал властью над всей Империей», и почему это не стало прецедентом. Маркиз просил своего советника также сопроводить будущий отчет исследованием на тему, как император и Империя (имеются в виду отдельные составляющие ее княжества) должны поступать, когда идет речь об окончании войны, которую они совместно ведут с иностранными державами. «Этот вопрос может стать упражнением для Messieurs du Cabinet, и мне представляется, Вы можете предложить им поработать над ним, однако не зависимо от того, что сделаете сами с Вашей стороны», — такую цитату из письма Торси приводит А. Баше. Впрочем, слушателям пришлось штудировать не только Нимвегенский мир 1678—1679 гг., но также и Утрехтский мир 1713 г. — вместе с Раштадтским (6 марта 1714 г.) и Баденским (7 сентября 1714 г.) договорами с императором, — который подвел итог Войне за испанское наследство (1701— 1713 гг.). В следующий год о работе над каталогами в «Меморандуме о том, что происходило...» не упоминается. Продолжалась работа над изучением последних договоров и трактата Гроция. Кроме того, слушатели убедили Сен-Пре прочитать разработанный самим директором курс о положении дел в Европе («estat de l’Europe»), в котором он рассказал «о происхождении династий всех суверенных правителей и крупных вельмож Европы». Начинался курс с Франции и с того, каким образом королевский домен вырос во французское государство. К этому времени из первоначально набранных в 1712 г. слушателей осталось только трое, поэтому было решено принять новых. Сен-Пре стал часто приглашать новичков к себе домой, где помогал наверстать уже проведенную остальными работу над договорами; за свое рвение директор удостоился похвалы Торси. Вскоре эти встречи по средам у директора стали посвящать изучению посольского церемониала при иностранных дворах19. В первые три года своего существования, вплоть до кончины Людовика XIV и отставки Торси, академия, несмотря на скромное помещение и финансирование, переживала расцвет, главным образом благодаря энергичному руководству Сен-Пре и имеющей важнейшее значение поддержке со стороны Торси. Отставка маркиза с поста государственного секретаря по иностранным делам в октябре 1715 г. ознаменовала собой разрыв одного из главных звеньев всей цепочки обучения. Вместо одного государственного секретаря в начале Регентства была создана комиссия по иностранным делам. В надежде побудить членов комиссии и ее председателя, маркиза д’Юкселля, оказать академии поддержку посредством посещения некоторых ее заседаний, Сен-Пре пошел на изменение расписания: теперь академия проводила совещания по вторникам, а менее официальные встречи — по субботним вечерам. «Меморандум о том, что происходило...» умалчивает, сработала ли эта мера так, как хотел директор, однако совершенно очевидно, что после ухода Торси политическая академия, просуществовавшая еще пять с небольшим лет, уже не была прежней, хотя учеба продолжалась. Слушатели рассматривали франко-голландские отношения в 1669—1672 гг. В рамках курса «Положение дел в Европе» особое внимание обращалось на Св. Престол и итальянские дела. Один из слушателей представил прочим свой комментарий касательно Золотой буллы 1356 г. Между тем, несмотря на целеустремленность Сен-Пре, в этот период уже просматриваются признаки упадка академии. Граф д’Отрив, о котором упоминается в Приложении I к настоящему изданию, написал как-то небольшой материал о политической академии, явно опираясь в том числе на такие источники, которые до наших времен не дошли. Из его записки следует, что летом 1717 г. Сен-Пре подготовил критические замечания об академии, подчеркнув «легкомыслие и халатность» своих воспитанников, очевидно, предававшихся, как и многие другие молодые дворяне того времени, разгульному образу жизни по примеру регента, герцога Орлеанского. Директор, впрочем, винит не слушателей академии, а министра, не проявляющего внимания к работе учебного заведения. Несмотря на выговоры слушателям со стороны директора, в период с октября 1717 по октябрь 1718 г. посещаемость и дисциплина в академии сильно упали, участились опоздания на общие заседания. 10 ноября 1717 г. 19 Подробные сведения о дипломатическом церемониале, существовавшем при разных европейских дворах, можно найти в последних двух томах дюмоновского корпуса дипломатического права. Они были составлены Жаном Руссе де Мисси, о котором см.: Трактат о посольствах и послах. М.: Научная книга, 2006. Введение и заключение. 12 маркиз д’Юкселль направил Сен-Пре письмо со своими предложениями по исправлению ситуации. Теперь каждый слушатель был обязан дважды в неделю с 9 утра и после обеда работать над каталогами. Покуда Сен-Пре был жив, это требование удавалось соблюдать. Теперь слушатели изучали отношения Франции с Португалией, Швецией, московским царем и Турцией, на основе собранного директором материала вновь разбирали Нимвегенские договоренности. Среди курсов значится также германское право и указы императоров. Когда в 1718 г. был восстановлен институт государственных секретарей, иностранные дела доверили аббату Дюбуа. Он придерживался мысли о том, что «иностранные дела — душа государства», и вполне мог вернуть академии прежнюю энергию. Аббат часто советовался с Сен-Пре, а в одном из писем к своему племяннику выказывает живой интерес к проблемам, обсуждавшимся в Луврской мансарде. И все же именно при Дюбуа академия перестала существовать. 1 января 1720 г. умер СенПре, а на будущий год Дюбуа распустил кабинет-секретарей, «коих уведомили о малой пользе от их работы в хранилище». Впрочем, этим претензии к слушателям академии не исчерпываются. Как пишет автор «Меморандума о том, что происходило...», «они злоупотребляли полученными знаниями, дабы публично порицать и критиковать работу министерства». Выходит, воспитать «порядочного человека» академии не удалось. Французская политическая академия просуществовала меньше десятилетия и, за исключением Теодора Шевиньяра де Шавиньи и Рене-Луи де Вуайе де Польми, маркиза д’Аржансона20, никто из выдающихся деятелей XVIII в. из ее стен не вышел. Известно, что по меньшей мере два дипломата, Жан де Ла Шапелль и Жан-Батист дю Бос, были связаны и с академией, и с пропагандистскими усилиями французского правительства, направленными на то, чтобы противостоять сатирическому натиску Дж. Свифта и «Амстердамской газеты», однако имела ли сама академия какое-либо отношение к пропаганде, сейчас сказать невозможно. Другие слушатели академии, о которых известно хоть что-нибудь (Леруа, Шатиньи, Бон), никакого заметного следа в истории дипломатии не оставили. Несмотря на скромные достижения, которые между тем нельзя оценить однозначно, академия представляла собой важную попытку повысить эффективность одного из главных государственных ведомств, чья значимость не вызывала сомнений у лиц, руководивших французским государством. При этом по иронии судьбы неудача с организационным оформлением дипломатической службы и подготовкой профессиональных кадров для нее приключилась во Франции как раз в тот момент, когда французский «дипломатический метод» практически повсеместно утвердился в Европе в качестве образцового. Академию нельзя списать со счетов как продукт чьей-то фантазии. Все проблемы, поднимавшиеся в процессе обучения слушателей, в сущности отражали такой системный подход к международным отношениям, какого не наблюдалось в те времена ни в одной стране, и нет сомнения, что, если бы академия переросла в полноценное учебное заведение, Франция далеко обогнала бы другие европейские страны по уровню подготовки дипломатов. Во-первых, учебная программа строилась на понятии интересов государства как организующем принципе межгосударственных отношений. Во-вторых, отмечалось, что адекватно понять текущее положение дел в мире можно, лишь имея точные знания о том, что происходило во взаимоотношениях государств на протяжении последних 200 лет, а особенно в период после заключения Вестфальского мира 1648 г. В-третьих, практически на официальном уровне признавалось значение публичного (то есть международного) права и выявлялись его основные недостатки. Наконец, в-четвертых, была сделана попытка определить перечень предметов (и областей знаний), которые необходимы будущим дипломатам-практикам. После провала эксперимента с академией попытки организовать заведение для подготовки дипломатов не прекращались. Аббат Леруа, один из слушателей закрывшейся академии, поступивших на государственную службу, представил свои мысли на сей счет в 1727 г. министру Шовлену, а на следующий год со своим проектом выступил Антуан Пеке, первый помощник государственного секретаря по иностранным делам, позднее написавший целую книгу о том, как 20 Об этих двух дипломатах упоминает А. Баше, но не приводит никаких подробностей их пребывания в академии. 13 вести переговоры и воспитывать квалифицированных дипломатов21. Эти и другие предложения так и остались на бумаге. *** Согласие Людовика XIV на создание в Париже политической академии не осталось незамеченным в тех странах, где в начале XVIII в. с подозрением относились к любым новостям политического характера, поступавшим из Франции. «Амстердамская газета» сообщила об академии в номере от 19 февраля 1712 г. (это сообщение грешило рядом фактических ошибок), а лондонская газета «Daily Courant» привела в целом довольно точное резюме программы академии: Подтверждено, что Король решился учредить новую академию для политиков, покровителем каковой станет маркиз де Торси, министр и государственный секретарь. Для начала работы академии будет выбрано шесть академиков, одаренных надлежащими талантами, но туда не примут никого моложе 25 лет. Все академии должны также иметь доход в размере 2 тыс. ливров в год от имущества, либо находящегося у них в собственности, либо такого, которое им предстоит унаследовать. Король выделит каждому пенсион в размере 1 тыс. ливров. У академиков будут способные наставники, каковые станут преподавать им необходимые науки и рассказывать обо всех мирных, союзнических и других договорах, заключенных в течение нескольких последних столетий. Члены академии будут дважды в неделю встречаться в Лувре. Предполагается, что из этой семинарии выйдут посольские секретари, которые постепенно смогут подняться и на более высокие должности. Известный английский сатирик Джозеф Аддисон (1672—1719) высмеял академию на страницах журнала «Зритель» (Spectator). Он изобразил во главе ее «шесть мудрых учителей» (Six Wise Masters). Один из них должен наставлять слушателей в области «State Legerdemain» («государственного надувательства») — науки о том, «как свести оттиск печати, разрезать сургучную печать, вскрыть письмо, вновь его сложить, а также иных подобных изобретательных проделок по части хитрости и сноровки»22. Затем слушателей предполагалось передать в руки «Posture Master» (наставника по искусству поз), который обучит их, «как рассудительно кивать, как пожимать плечами в случае сомнения, как смотреть сквозь пальцы и тем и другим глазом — одним словом, всей премудрости политической гримасы»23. Третьему наставнику, «a sort of Language Master» («своего рода учителю языков»), предстояло привить слушателям изящный «политический стиль», с тем чтобы они научились никогда не давать прямого ответа ни на один вопрос. Четвертый учитель должен был преподавать искусство шифров и кодов (Аддисон называет его «искусством политических знаков и иероглифов»), коими полагалось пользоваться даже в частной переписке. На плечи пятого преподавателя, иезуита, возлагались следующие предметы: грамматика, синтаксис, поддающаяся грамматическому разбору латынь из договоров; как проводить различие между духом и буквой, а также демонстрировать, как одинаковые по форме слова могут налагать на любого государя в Европе такие обязательства, какие не налагаются на Его Христианнейшее Величество. Он также должен обучить их искусству находить изъяны, лазейки и увертки в наиторжественнейшим образом заключенных договорах, и в особенности великому секрету раввинов, воскрешенному в последние годы Обществом иезуитов, а именно: что противоречащие друг другу толкования одной и той же статьи могут быть одинаково истинны и действительны 24. Наконец, шестым наставником Аддисон делает распорядителя церемоний. Его задача — придать будущим дипломатам жесткость и «привнести в их манеры тот прекрасный политический крахмал, благодаря коему они смогут присутствовать на приемах при дворе и конференциях, а также совершать визиты — равно как сиять в таких отношениях, которые плебейские умы имеют обыкновение считать пустяками»25. Аддисону не нравилась сама идея школы для дипломатов — уж слишком, на его вкус, она отдавала «французскостью»: 21 Эта книга вышла в 1737 г. См.: Пеке А. Рассуждение об искусстве переговоров. М.: Научная книга, 2004. (Классика дипломатии) 22 Spectator. 1712. February 19. No. CCCV // The Spectator. 1965. Vol. 3. P. 96. 23 Ibid. P. 97. 24 Ibid. P. 98. 25 Ibid. P. 99. 14 Наши кофейни26 и впрямь преотличные заведения, но вопрос о том, могут или нет эти английские школы политиков произвести из своей среды таких же способных посланников и секретарей [посольства], как специально созданная для этой цели академия, заслуживает нашего пристального внимания, особенно ежели мы припомним, что наша страна более славится тем, что рождает скорее порядочных людей, нежели государственных деятелей, и что, с другой стороны, французская правдивость и британская хитрость27 блистают своим ОТСУТСТВИЕМ28. *** Как бы ни изощрялся Аддисон, стремясь поднять французскую политическую академию на смех, правительства разных стран Европы, в том числе и самой Англии, также начали осознавать в то время необходимость подготовки дипломатических кадров. Например, английский король Георг I, получив докладную записку на сей счет, учредил в Оксфордском и Кембриджском университетах ряд стипендий для обучения нескольких молодых людей современным языкам, международному праву и современной истории. А прусский король Фридрих Великий организовал соответствующий семинар под руководством одного из министров. Из более поздних попыток создания учебного заведения для подготовки дипломатов и политических деятелей можно отметить политическую академию в Страсбурге, членами которой были, в частности, Талейран, Меттерних и Бенжамен Констан, а также просуществовавшую два года (1749—1751 гг.) академию в Ганау (Staats- und Canzleyacademie), созданную усилиями известного немецкого правоведа Иоганна-Якоба Мозера и его сына, ФридрихаКарла Мозера. Все эти академии не ставили себе целью изменить тогдашний порядок вещей. Они признавали как данность, что в Европе существует множество государств и потенциальных государств, что несколько великих держав верховодят среди них, исходя из принципа равновесия сил и отпираясь на официальные внешнеполитические институты. Конечно, никто не мог отрицать, что благостную картину международных отношений нарушают проблемы войны и мира, порожденные стремлением держав преследовать сугубо эгоистические интересы (политики называли это стремление raison d’État — государственными соображениями), однако поскольку в целом система сдержек и противовесов так или иначе работает, исправлять ее радикальным образом необходимости нет. В целом до окончания Первой мировой войны (1914—1918 гг.) и Парижской мирной конференции (1919 г.) система международных отношений так и не претерпела, пожалуй, серьезных изменений. То же самое можно сказать и о дипломатии: и в 18-м, и в 19-м столетии она по-прежнему оставалась уделом аристократов, которым поручали представительские функции, и «рабочих лошадок» — дипломатов-«любителей» из средних сословий. 26 В английских кофейнях завсегдатаи имели обыкновение обсуждать политические новости. В XVIII—XIX вв. кофейни были своего рода политическими клубами. См. также очерк Уильяма Хэзлитта на эту тему: Хэзлитт У. Политики из кофейни / Пер. С.С. Шик // У. Хэзлитт. Застольные беседы. М.: Ладомир: Наука, 2010. С. 212—227. 27 Аддисон употребляет здесь слово «policy», одно из значений которого — «хитрость, обман, уловка». 28 Spectator. 1712. February 19.
